Вот розмарин, это для памятливости.
Возьми, дружок — и помни.
У. Шекспир, «Гамлет»
«Я — гений, — лениво размышляет мистер Северус Т. Снейп — профессор, доктор естественных наук (2003, за выдающиеся заслуги в области изучения трансмутации элементов), заведующий Лабораторией физико-химических методов анализа, кавалер Ордена Мерлина второй степени, троекратный лауреат премии “Зельевар года”, кандидат в члены Визенгамота, etc. — Я всегда это знал».
Мистер Тодд Трэверс, туго набитый денежный мешок, прибудет к шести. Снейп как следует растрясёт этот мешок, и тогда его очередной проект будет завершён к ноябрю, точнёхонько к миланскому конгрессу — от мысли, как вытянутся физиономии этих ремесленников, нагло именующих себя зельеварами, становится просто на редкость комфортно. Мог ли он шесть лет назад, валяясь на полу в проклятой Хижине, а потом на койке госпиталя, даже мечтать о нынешней жизни? Не мог и не мечтал, однако же вот: свобода, признание, любимое дело. Больше никаких хозяев — лучше поздно, чем никогда. Никакого преподавания — ну разве что раз в году поучаствовать в приёме ТРИТОНов, просто чтобы поточить зубы... И никаких, Мерлин их раздери, любовей. Хватит. Вот этого точно больше не надо.
В окно влетает лёгкий ветерок, скользит по кабинету, бесшумно приоткрывает дверь в приёмную — оттуда слышится писк секретарши. Глупая девчонка снова болтает по каминной сети с подружкой. Снейп поджимает губы и хмурится.
— Ой, да ла-адно, — сочится из дверной щели сладкий, как патока, голосок, — чего там Дамблдор-то открыл? Двенадцать способов использования драконьей крови? За сколько лет! Нет, Сэмми, профессору Снейпу это и в подметки не годится. Он потряса-а-ающий!
«Дебилка», — думает профессор Снейп почти с нежностью и нажимает кнопку магического селектора — в Мунго ему особенно рекомендовали беречь горло.
— Мисс Хольман! — В приемной тотчас наступает испуганная тишина. — Сожалею, что оторвал вас от столь занимательной беседы, но не могли бы вы приступить к своим прямым обязанностям?
— Простите, сэр, — булькает селектор, — уже бегу!
И впрямь бежит — заполошно охая и цокая высоченными каблуками — Снейп каждый раз ждёт, что она навернётся со своих ходуль, но ожидания пока не сбылись. Секретарша просовывает голову в дверь, хлопает тщательно накрашенными глазками.
— Чайку, сэр?
Снейп не успевает ответить — раздаётся шипение камина и звук шагов. Секретарша отпрыгивает назад.
— Мистер Трэверс! Доброго вам вечера.
— Здравствуйте, здравствуйте, милочка. А вы всё хорошеете!
— Ой, спасибо! А профессор вас уже ждёт, проходите, пожалуйста!
Снейп встречает долгожданного гостя во всеоружии: на губах улыбка, в глазах доброжелательность, на столе подборка материалов по проекту и некоторое количество горячительных напитков. Бутылочка огневиски «Драконий огонь» ненавязчиво выставлена вперёд — любимый сорт Трэверса, Снейп специально выяснял. В бутылочку добавлен Веритасерум с Умиротворяющим бальзамом и кровью детёныша пикси. Концентрация ничтожно мала, но в сочетании с алкоголем должна дать ожидаемый эффект: Снейп уверен, что чек уже у него в кармане. Он буквально слышит шуршание пергамента и видит лицо гоблина, отсчитывающего полновесные галеоны.
— Уважаемый друг!
Мистер Трэверс обеими руками трясёт ладонь профессора Снейпа и клянётся, что чрезвычайно рад видеть его в добром здравии, профессор Снейп пожимает его пальцы в ответ и уверяет, что чувство это полностью взаимно. Они с трудом отрываются друг от друга. Секретарша вносит чайный поднос, давится конфузливым хохотком и исчезает, Трэверс и Снейп усаживаются, смотрят друг на друга, как две кобры, готовые плюнуть ядом. У вас так уютно, дорогой друг — попробуйте шоколадные, они от Фортескью — как здоровье вашей супруги — налить вам еще немного — Министр вновь рубит с плеча, но что вы хотели от бывшего авроратчика... Беседа мелодична и слаженна, как скрипичный дуэт, Снейп безошибочно ведет свою партию, баланс между crescendo и diminuendo соблюдён до последней нотки. Тодд Трэверс, старый лис, настороженно блестит глазами, но волшебный коктейльчик вскоре берёт своё, и теперь Снейп играет соло — шелестят страницы, вспыхивают рубином и сапфиром столбики диаграмм, где-то вдалеке вострят Самопишущие перья журналисты и грохочут аплодисменты. Всё просто: старший братец Тодда, бывший снейповский «соратник», отличившийся в Последней битве — увы, не с той стороны, которая ныне почитаема в магическом обществе — с девяносто восьмого гниёт в Азкабане. Этот увесистый скелет в шкафу Трэверсов нет-нет, да и выпадает наружу, а ведь Тодд мечтает о синей мантии визенгамотовского судьи. Снейп знает это доподлинно. Выделение средств на проект переработки Вулфсбэйна — проект, горячо одобренный Министерством, ведь после войны количество вервольфов возросло вчетверо — достойный способ смыть с мантий Трэверсов грязные пятна. Очень достойный.
— ...Таким образом, дело отлично продвигается вперёд, но вы понимаете, что...
— Да я понимаю, профессор. Но и вы меня поймите: сумма немалая. Весьма немалая, согласитесь. А дела мои уже не так хороши, как прежде. В этом году пришлось затянуть поясок, даже отказался от покупки призового гиппогрифа — того, с прошлогодних полетов, — а ведь обладать им — мечта любого заводчика...
Да-да, от гиппогрифа ты отказался, сукин сын, зато перекупил у Джоунса «Осмингтонских Ос».
— Не подумайте, что я сомневаюсь в пользе такого вложения, но хотелось бы... Мы все рабы своих слабостей, профессор. Все жаждем чем-то обладать. Согласны со мной?
Надо было слегка увеличить дозу Умиротворяющего... Досадно.
— Министр крайне заинтересован проектом, — задумчиво говорит Снейп в пространство, — насколько я знаю, кузина его супруги пострадала во время войны. Пресса...
— Это всё не то, Северус.
Неожиданная фамильярность. Снейп внимательно смотрит в прищуренные глаза Трэверса, в серо-голубой туман, скрывающий истинные мысли. Остро хочется попробовать Легилименцию, но нельзя — вопиющее нарушение правил приличия, всё может полететь тестралу под хвост. Снейп благожелательно кивает, подталкивая собеседника вперёд, а тот не спешит — играет часовой цепочкой, рассеянно поглядывает по сторонам. Потом задумчиво улыбается.
— Что может быть прекраснее обладания, Северус? Пусть недолгого. Скажем, один вечер. Не больше. Чек могу выписать заранее.
Теперь в его взгляде намек — совершенно недвусмысленный. А у профессора Снейпа сам собой приоткрывается рот.
Изумляет не столько само предложение — на своём веку Снейпу доводилось слышать и более омерзительные вещи — изумляет то, от кого оно исходит. Трэверсу под семьдесят, он отец, дед и верный супруг — женился еще в те времена, когда сам Снейп тосковал в материнской утробе. О его любовницах, если такие и были, ничего не известно, а уж в интересе к мужскому полу точно не замечен. Хотя... На самом деле тут никогда не угадаешь точно. Снейп волевым усилием возвращает на место отвисшую челюсть и шарит взглядом по лицу Трэверса.
— Я вас верно понял... Тодд? — спрашивает он осторожно. — Стало быть, недолгое обладание?
— Думаю, верно, Северус.
Ах ты, наглая тварь... На кладбище уже прогулы ставят, а туда же!
— Не боитесь получить вызов, Трэверс? Так уверены в себе?
— Нет, дорогой друг. В вас, в вас я уверен. Вы ведь тоже жаждете... обладания. И ради этого пойдёте на многое, не так ли?
Насмешливый взгляд Трэверса скользит по сверкающим рамкам дипломов, развешанных на стенах кабинета, и Снейп прикусывает губу. Трэверс вздыхает.
— Не судите меня строго, Северус. Юность так прекрасна, так притягательна... Даже такой человек, как я, не может устоять перед её очарованием.
Чего?! Да он издевается!
Снейп бешено раздувает ноздри. В полированной столешнице чётко отражается его лицо — сорок пять и ни минутой меньше, первая седина, морщины на лбу. Какая, к дьяволу, юность, какое очарование? Но Трэверс умильно таращит голубые глаза, и уже рвущееся наружу «Вы идиот?» застревает в глотке. Это не издевка, нет, мерзавец вполне искренен, и на какую-то долю секунды Снейп испытывает странное волнение. Тодд бормочет и бормочет, а его слова пролетают мимо, сметённые вихрем эмоций: надо же, этот распутник готов выложить немалую сумму за возможность... Снейп дергается и ощущает, как скулы заливает жар. Это же оскорбительно, стыдно, непристойно — так почему приятно?
«Вышвырнуть его к черту, — проносится в голове, — и немедленно!»
— Согласитесь, Северус, цена вполне приемлемая. Ваш мальчик ничего не поймет. Если желаете, могу принести Нерушимую клятву.
— Что? — резко спрашивает Снейп.
— Технически это даже нельзя назвать изменой — ведь я буду вами.
Несколько секунд Снейп тупо смотрит на Трэверса и понимает, что ничего не понимает. Трэверс, принявший это за раздумье, подаётся вперед, и спустя ещё недолгое время истина всплывает перед Снейпом во всей своей неприглядности. Оказывается, речь вовсе не о нём, и от него-то требуется совсем немного: свежая порция Оборотного, волосок и мантия. А притягательная юность, которой так страстно желает обладать старый козёл, служит в Аврорате и носит имя Гарри Поттера.
Пучина унижения. Высокопарная фразочка из глупых романов неожиданно становится живой и зримой — Снейп почти ощущает, как смыкаются над головой мутные волны. Внешне ему удаётся сохранять равнодушно-презрительный вид, но внутри всё туже и туже скручивается стальная пружина злости. С Поттером он уже год. Мальчишка появляется минимум два раза в неделю, иногда вытаскивает «прогуляться или посидеть где-нибудь», долго и занудно рассказывает о работе, забавляет непроходящим идиотизмом и вполне серьёзно считает себя «партнёром» Снейпа. А Снейп просто с ним спит. Вот просто так, без всяких обязательств. Долги свои он уплатил, возвращённые воспоминания словно покрылись пылью и окончательно ушли в прошлое, так почему бы не взять то, что так самозабвенно предложили? Поначалу общественность визжала, как стая пикси, но Поттер всегда был упёртым и если чего-то хотел — плевал на все условности. А Снейпа он хотел, тот убеждался в этом неоднократно. Через несколько месяцев возмущение утихло — Поттера по-прежнему истерически любили и прощали ему то, за что любого другого стерли бы в порошок — и вскоре их связь перестала будоражить умы обывателей. Теперь всё спокойно, всё хорошо. Правда очень редко, в самые глухие ночные часы, в спальне появляется Лили. Садится на край кровати и смотрит — не с грустью и пониманием, как смотрела прежде, когда Снейп устранялся от военной действительности с помощью алкоголя, а по-новому — настороженно и задумчиво. Но он просто отворачивается — сгребает Поттера в охапку, согревает стынущие руки в копне непослушных волос. И тогда Лили уходит. И слава Мерлину.
— Вы объясните мне все нюансы — как попасть в дом, как обычно проходят ваши вечера... ну и прочее. — Трэверс так возбужден перспективой получить желаемое, что не замечает ни вздувшихся вен на висках Снейпа, ни его перекосившегося рта. — А через пару часов мы просто поменяемся местами. Что скажете?
— Вон, — глухо произносит Снейп. — Убирайтесь. Немедленно.
Трэверс вздрагивает. Его взгляд становится насмешливым.
— Как скажете, дорогой профессор.
До двери осталась пара шагов. Снейп в бессильной ярости комкает листы пергамента — любовно собранные материалы сейчас почти ненавистны ему. Трэверс оборачивается. В его голосе отчётливо слышатся разочарование и злость.
— Жаль. Хотя я предполагал такой исход. Когда отношения так явно зависят от одного из партнёров... Я вас прекрасно понимаю, Северус. Не понимаю только одного — почему бы вам не обратиться к самому мистеру Поттеру? Думаю, он с удовольствием выделит вам нужную сумму. Ещё и рад будет.
И это последняя капля. Унизительный стыд — подумать только, принял намек ублюдка на свой счет, да еще и мысленно почти подставил задницу, а всё впустую! — обжигает горло. Снейп ненавидит оставаться в дураках, но ещё больше он ненавидит, когда ему намекают, что в этих чёртовых, непонятно зачем заведённых «отношениях» Поттер весомее. Не первый раз, но сейчас оскорбление можно смыть только одним — доказательством обратного. Разорванный пергаментный лист тихо планирует на пол, кулаки сжимаются, а с губ слетают невозможные слова:
— Минуту, Тодд. Я решил, что мы можем обсудить вашу... потребность несколько подробнее.
Трэверс оборачивается с такой поспешностью, что едва не теряет равновесие, перебирает ногами, как неумелый танцор, и это смешно. Но Снейп почему-то не находит сил рассмеяться.
* * *
— Уа-а-а... Извини, что-то я вырубаюсь. Не стоило столько пить. Ну что, спать пойдём?
Поттер зевает, как кот — широко раскрывая маленькую розовую пасть и блестя влажными зубами. Он и похож сейчас на кота, долговязый, растрепанный, потирающийся головой о снейповское плечо, домашний и мягкий... а Снейпа бьёт мелкая дрожь. Он и не предполагал, что будет так сложно — с каждой минутой голова наливается тяжестью, в груди растёт холод, всё труднее и труднее сохранять спокойствие. Он сразу же сказал Трэверсу, что о совместном вечере не может быть и речи: пусть Поттер и туповат, но за год связи между ним и Снейпом накопилось столько их собственных словечек, подколок и грубоватых шуточек, что чужак может погореть на мелочи. Так что Трэверс под Разиллюзионным ждёт в саду, а Снейп отчаянно тянет время перед уходом в спальню. Не понимает, почему — но тянет. Даже предложил Поттеру партию в шахматы, а тот изумлённо вытаращил зеленые глазищи и фыркнул: «Что на тебя нашло?» Снейп проклял себя за глупость — обычно они с Поттером не слишком-то пренебрегают возможностью поскорей оказаться в одной постели... Нет, больше ждать нельзя. Это бессмысленно и глупо — я ведь уже решился.
— Ступай наверх, Поттер. Я сейчас.
— Ага, давай. — Поттер опять зевает и смущённо улыбается. — Я тебя дождусь.
...Почему же мне так паршиво?
— Уж будь так любезен.
Дверь спальни захлопывается. Снейп бесшумно соскальзывает с дивана, призывает пузырёк с зельем, выходит в холл. При виде Трэверса — недоверчиво-жадный взгляд, вымоченные дождём седые волосы липнут к щекам, неуверенная улыбка — хочется размахнуться и выбросить старого козла обратно в промозглую осеннюю ночь. Но поздно. Как говорит Хагрид: «Коготок увяз — всему дракончику кирдык пришёл».
— Мальчик наверху? — шепчет Трэверс.
— Тихо. Пейте.
Н-да. Это первый раз, когда собственное лицо вызывает такую неприязнь. Неужели я выгляжу… так?
— Берите (Трэверс торопливо натягивает мантию Снейпа). У вас есть сорок пять минут. Всё запомнили?
— Разумеется, Северус. Не думал, кстати, что вы...
— Ещё одно слово — и наш договор можно считать разорванным.
— Простите.
— Никаких «малышей» и «сладеньких». Ничего лишнего — он довольно сонный, так что на два раза его не хватит, сможете уйти вовремя. И никаких обниманий... после. Потом скажете, что идёте в душ — он знает, что я не переношу Очищающие. Встретимся здесь же. И упаси вас Мерлин хоть немного отступить от своих обещаний. Причините ему боль — пожалеете.
— Да что вы такое говорите, Северус! — гневно шипит крючконосый тощий субъект, блестя злым взглядом, и Снейп, наконец, понимает, почему первокурсники Хаффлпаффа частенько ударялись в слёзы на отработках в кабинете зельеварения — его самого передергивает от этого голоса. — Я же не садист какой-нибудь!
— Ваше счастье. Чек.
— Конечно. Вот он, Северус.
Трещит разрываемый корешок. Снейп проверяет, на месте ли подпись, и прячет пергаментный квадратик в карман.
— Следите за временем.
— Прослежу... надеюсь.
Тихо поскрипывают ступеньки лестницы, шуршит мышиным шорохом мантия. Снейп знает, что утром, едва Поттер исчезнет в камине, он сожжёт эту испачканную тряпку к чёрту. Если бы воспоминания сгорели вместе с нею... Он накладывает Разиллюзионное и на цыпочках выходит из дома — впереди почти час бессмысленного времяпровождения. Пожалуй, можно наведаться в маггловский паб... Да, так он и сделает.
А то не дай Мерлин, что-нибудь услышит.
* * *
В незабываемом девяносто восьмом Снейп с целью успокоения нервов перепробовал немалое количество зелий — у Поппи бы чепец дыбом встал, доведись ей узреть, какие составы вливает в себя господин директор — и убедился, что наилучшие результаты даёт старый добрый алкоголь. Вот и сейчас он спасается им — после второй пинты ситуация не то чтобы начинает его веселить, но определённо кажется не такой ужасной: чек в кармане, Трэверс подлец, но не идиот, а Поттер... Поттер ничего не заметит. Для Северуса Снейпа вопрос решён. Спустя полчаса он выходит из паба, выбирает уголок потемней и накладывает Разиллюзионные чары. До дома десять минут ходу. Проскользнув в холл, Снейп прислушивается и замирает у стены, поглядывая на настенные часы — кажется, всё в полном порядке. Спустя некоторое время он косится на часы уже с недоумением. Потом с раздражением. Потом накладывает Темпус, надеясь, что проклятый механизм просто заело. А потом его накрывает паника, тёмная и густая, как выпитое недавно пиво: по всем расчётам действие Оборотного завершилось пять минут назад, а Трэверса нет, и неистовая злоба на старого похотливого козла огненными ручейками разбегается по венам. Снейп сжимает кулаки: не иначе как это животное забыло о времени и теперь боится вылезать из постели, чтобы не разбудить Поттера. Насчёт самого Поттера он не беспокоится — мальчишка всегда намертво отрубается после оргазма, его и Бомбарда над ухом не разбудит. Проклиная весь мир, Снейп бесшумно взбегает по лестнице. Подкрасться к спальне, осторожно приоткрыть дверь, заглянуть внутрь... Дальше начинается комедия, участвовать в которой Снейп не пожелал бы и врагу.
Знакомый голос вопит: «Петрификус Тоталус!», и оцепеневший Снейп со всей дури прикладывается спиной и затылком о паркет. Слышится дробный топот босых пяток, в поле зрения появляется Поттер, голый, как в день своего рождения, — даже без очков. Он щурится и орёт:
— Северус!!! Фините инкантатем!
Паралич пропадает, Снейп мигом вскакивает на ноги, отталкивает Поттера и вбегает в спальню. Там царит чёрт знает что: опрокинутые стулья, на полу осколки разбитого кувшина, ковёр весь в пятнах разлившейся воды — словом, полный бедлам. А на кровати, забившись в самый угол, скорчился закутанный в простыню Трэверс в своем нормальном обличье. Под левым глазом у него наливается нехилый синяк, нижняя губа разбита. Трэверса колотит от ужаса.
— Вот! — голосит он, судорожно цепляясь за простыню. — Вот он, твой ненаглядный Северус, я же говорил! Целый и невредимый! Сокровище какое!
— Заткнись, извращенец! — бросает Поттер из-за спины Снейпа. — С тобой я еще потолкую... Северус, господи! Ты в порядке? Как тебе удалось уйти? Ты не пострадал? Сколько их было? Запомнил кого-нибудь? Или...
— Да я сто раз повторил, что он всё знает! — кричит Трэверс. — Нет никакой банды, чего ты себе напридумывал, парень?! Давайте всё спокойно обсудим, Мерлин, мы же цивилизованные маги, мы же...
Поттер, рыкнув, бросается к кровати, Снейп едва успевает поймать его за локоть. Из вихря мыслей удаётся выбрать единственно верную: сейчас ничего лучше не придумать. Главное – убрать отсюда Трэверса, и другого способа для этого просто нет: Поттер в любую минуту может кинуться к камину и нагнать полный дом своих дружков в красных мантиях.Оглушить, обездвижить, стереть память, и нет проблемы. Снейп стремительно поднимает палочку.
— Ступе...
Бац!
Проклятая ёбаная аврорская подготовка, чтоб её... Палочка улетает в другой конец комнаты, Поттер валит Снейпа на пол, заламывает ему руку за спину, садится сверху, Снейп шипит от боли, дёргается, но куда там — мальчишка за два года работы понаторел в подобных схватках. В спину упирается острый деревянный кончик.
— Фините Инкантатем! Фините инкантатем!!! Ты кто такой, сволочь? Где Северус?! Я тебя сейчас наизнанку выверну!
— Он это, он, Гарри, ты даже не сомневайся, — доносится с кровати неожиданно спокойный голос Трэверса. — Я же тебе сказал. И не советую вызывать коллег — только хуже будет.
Тяжесть чужого тела вдруг исчезает. Снейпа переворачивают, и теперь кончик палочки царапает лоб. Красный, трясущийся от ярости Поттер пристально смотрит в глаза.
— Пятый курс, Окклюменция. Последнее занятие. Ну? Быстро!
— Мой думосбор... — хрипит Снейп. — Ты в него залез... Банка... Я бросил в тебя банкой. С сушеными та...
— Блядь.
Рука Поттера бессильно падает. Он медленно отстраняется, встаёт. Снейп с трудом садится — рука болит, в голове пустота — и почему-то никак не вдохнуть: вроде бы и не сильно ударился, но от вида растерянности на стремительно бледнеющем лице Поттера горло словно перехватили удавкой.
— Северус... это действительно ты, — шепчет Поттер. — Но зачем? Зачем чарами? Что вообще происходит?
Снейп молчит. Без палочки он бессилен, а объяснить ситуацию словами не получается — да и что тут можно объяснять?
Трэверс нерешительно кашляет. Поттер поворачивается к нему.
— Давайте вы, — говорит он резко, словно на минуту придя в себя, — как вас там?
— Тодд Трэверс. Я же тебе объяснял... пытался, Гарри.
— Аврор Поттер, — цедит Поттер.
— Извините. Конечно, господин аврор, как пожелаете.
Трэверс, следя напряженным взглядом за рукой Поттера, которая стискивает палочку, осторожно поправляет простыню.
— Повторяю, молодой человек — я вам объяснял. Между мной и профессором Снейпом заключён некий договор. Мы с вами интимно общаемся, а он...
— Не зарывайтесь, Трэверс, — предупреждает Поттер. — Прекратите лгать и отвечайте, как вы сюда попали, не то отправитесь в камеру. Вы хоть понимаете, сколько законов нарушили?
— Понимаю. А вы понимаете, как огласка в таком деле повредит профессору Снейпу? Не спорю, в первую очередь отвечать буду я, но его согласие было совершенно добровольным, так что в камеру мы отправимся вместе.
— Северус, — тихо произносит Поттер, — что он такое говорит?
Палочку бы... Но я не успею до неё добраться. Чёрт, что же делать? Как мерзко и глупо вышло. Но еще не всё потеряно. Надо попробовать...
— Северус. — Поттер, будто забыв о Трэверсе, подходит к Снейпу вплотную. — Ну не молчи. Он ведь врёт? Врёт, да? Он тебя шантажировал?
Гриффиндор во всей красе... Снейп не может заставить себя поднять голову — голос Поттера почти незаметно дрожит. Он сосредотачивается на невербальном Акцио — окажись палочка в его ладони, ситуацию ещё можно исправить — но ничего не выходит. Падая под Петрификусом, он сильно приложился головой. Одно к одному.
— Я не вру, молодой человек! — замечает Трэверс почти обиженно — и эта обида, похоже, выбивает из Поттера остатки спокойствия.
— Не врёте? — Он яростно взмахивает рукой. — Легилименс!!!
Трэверс обмякает, падая на подушки. Взгляд Поттера, обращённый на него, полнится вниманием, потом неприязнью, потом — отвращением. Снейп, наплевав на всё, кидается в угол за палочкой... и поднимает с полу два обломка.
...А вот теперь — всё.
Спустя несколько минут, долгих как века, Поттер отпускает Трэверса. Мальчишка бледен до синевы — Снейп ни разу не видел у него такого лица. Трэверс дрожит и морщится, потирая виски.
— Ваша одежда в кресле, — говорит Поттер мёртвым голосом. — Одевайтесь и уходите. Нерушимую вы, как я понимаю, принесли?
— Да, конечно, — дребезжит Трэверс, сползая с кровати. — Конечно.
— Так помните о ней.
Шлепки босых ног, шорох, торопливое нервозное дыхание. Хлопок двери. Громкое ругательство, скрип лестницы. Тишина.
Очень долгая тишина.
— Это Вулфсбейн? — спрашивает Поттер. — Тот проект, который ты перехватил у Симмондса?
— Да.
— Понятно. Что ж, поздравляю. Думаю, это будет круто.
Снейп чувствует, как леденеют руки. Поттер обескуражено оглядывает себя и призывает с кресла одежду.
— Надо же. Я и не заметил, что бегаю тут голышом. Совсем спятил.
— Как ты узнал? — хрипло бормочет Снейп. Поттер медленно натягивает футболку.
— Да просто. Ты же двигаешься совсем не так. Улыбаешься по-другому, трогаешь... даже стонешь по-своему. Я сначала решил, это потому что ты весь вечер дерганный какой-то был — может, думал, расстроен чем-то, устал там... Но когда он кончал, всё стало ясно. Жаль, поздно слишком.
Лёд сковывает тело от ступней до макушки. Снейпу кажется, что от его дыхания в воздухе сейчас повиснет морозное облачко.
— Поттер. Нам надо...
— Слушай, как ты мог? — потерянно спрашивает Поттер. — Я же... я же живой.
Застывшие губы не шевелятся. Снейп молчит, и тишина становится гулкой, как в гробнице. Не дождавшись ответа, Гарри поворачивается и идёт к камину — он залезает в него, ссутулившись, словно древний старик.
— Если на глаза попадутся мои шмотки, просто выставь в холл — я пришлю на днях Кричера. Дом на площади Гриммо!
И всё, что остаётся Снейпу — это смотреть беспомощно, как гаснут в полутьме зелёные искры.
* * *
Запах горелого сукна выветрился, отрепаренный кувшин водворён обратно на тумбочку, стулья расставлены по местам. Снейп сидит у камина, пошевеливая кочергой остатки мантии — первым делом он швырнул её в огонь, словно надеясь спалить вместе с нею мерзкое ощущение совершённой ошибки. Как можно было не принять во внимание интуицию Поттера? Впрочем, поздно сожалеть.
После ухода Поттера стало намного легче. Угрызения совести — штука такая, что ей требуется подпитка — то случайный диалог в учительской между Альбусом и Минервой (в субботу меня не будет, хотела навестить Батильду — собираетесь на кладбище? — да, я уже заказала венок), то невинная, на первый взгляд, просьба помочь целителям Отделения недугов от заклятий с зельетерапией для мистера и миссис Лонгботтом, то старая пыльная колдография. А сейчас, когда Поттер со своим растерянным лицом и поникшей головой не маячит больше перед глазами, можно спокойно обдумать план дальнейших действий. То, что ничего уже не будет как прежде, Снейп понимает очень хорошо: оскорблённый мальчишка, скорее всего, больше знать его не пожелает.
Не то чтобы это сильно расстраивало. Поттер был удобен: ничего особо не просил, был отличным средством для самоутверждения — когда любовник знаменит, богат и на двадцать лет младше, общество поневоле проникается к тебе уважительным любопытством, — да и трахаться с ним было на редкость приятно. Терять его жаль, но это не смертельно. Гораздо сильнее Снейпа занимает другой вопрос: как мальчишка себя поведёт? Вывалит обиду своим дружкам? Попытается возместить оскорбление сторицей? Если он пошёл в папашу, в чём Снейп не сомневается, что бы там ни говорил покойный Альбус, то месть не заставит себя ждать. Но Трэверса он отпустил, так что явно не желает выносить ситуацию на публику... Кстати, о Трэверсе. Завтра первым делом следует обналичить чек.
Ночью Снейп ждёт визита Лили, но она не приходит, и он засыпает быстро и почти спокойно — только руки почему-то мёрзнут, приходится засовывать их под подушку. Ничего, так даже уютнее.
...Гоблин без проблем отсчитывает нужную сумму, и Снейп с головой погружается в дела. Заказ материалов и инструментария, покупка свежей партии подопытных животных, собеседования с новыми работниками, работа-работа-работа до звона в ушах. Он не вспоминает о Поттере больше двух недель — вернее, вспоминает, но редко и отстранённо. Как о какой-то досадной мелочи, из-за которой может пострадать долгожданный проект. Вот залижет сейчас свои раны и появится, озлобленный и готовый к мести — наверняка вместе со своими дружками выдумывал всё это время что-нибудь поизощрённее. А может, и не выдумывал, это не в гриффиндорском характере, сидит, небось, жалеет себя, как его покойный крестный. Надо бы отправить ему вещи и всё-таки извиниться, конечно. Вот когда он появится... Но Поттера всё нет, и мало-помалу в груди Снейпа словно поселяется ледяной червяк — переползает с места на место, щекочет холодным хвостом сердце. Поттер не приходит. Не присылает сов, не возникает в самый неудачный момент в камине, не вваливается в гостиную с воплем: «Северус, ты не поверишь, что у нас сегодня было!» Не притаскивает свёртки с маггловской картошкой-фри, к которой Снейп с детства питает постыдную слабость. Не забывает под диваном трусы. Не будит по утрам жадным поцелуем и приятно волнующим воображение стояком, вжатым в снейповскую задницу. Не ржёт радостно в ответ на очередное замечание по поводу его интеллекта, таланта и профессионализма и уж тем более не отвечает своими обычными наглостями. Снейп не признался бы и под страхом поцелуя дементора, но эти предпостельные перебранки возбуждали не меньше жадного рта, призывно раздвинутых коленей или крепких рук, переворачивающих его мордой вниз – так, чтобы можно было уткнуться в подушку и не выдать острого удовольствия от бесцеремонных толчков в самое нутро… Не улыбается в полусне, тычась губами в губы. Не советуется по поводу очередного дела, не сетует на то, что Снейп отказывается на официальной основе консультировать Аврорат. Не шлёпает неожиданно и нахально по заду и не уворачивается от оплеух. Не краснеет от редких похвал. Ничего не делает. А может, уже и делает... только с кем-то другим. Последнюю мысль Снейп гонит поганой метлой — ему очень и очень не нравится ощущение непонятной безрассудной ярости, которая накатывает вслед за нею.
Он ждёт слухов и сплетен — возможно, даже газетных. Но их нет, и пресса молчит, а случайно встреченная в Атриуме Министерства Гермиона Грейнджер ведёт себя как ни в чём не бывало, даже интересуется, почтит ли профессор Снейп своим присутствием её день рождения — судя по всему, Поттер ей ничего не сказал. Снейп осторожно отвечает, что дела не позволят ему разбавить каплей слизеринского мёда деготь её гриффиндорских приятелей, и девчонка, усмехнувшись, говорит, что так и думала. Она убегает, а ледяной червяк вгрызается в сердце Снейпа, как в аппетитное яблоко. Поттер всегда делился с Грейнджер и её муженьком мельчайшими деталями своей жизни. Так сильно оскорблён? Ну, собственно, имеет право. Мой поступок нельзя назвать порядочным, как ни крути. А может, с ним что-то не то? Нет, Грейнджер сказала бы. Может, тоже занят работой? Надо срочно выяснить... Снейп застывает под сенью статуй министерского фонтана, словно барракуда в тени водорослей, а вокруг разноцветными рыбками снуют маги и ведьмы. Нет, так дальше нельзя. Невозможно жить в постоянном ожидании, эта пугающая неопределённость навязла в зубах еще со времён воскрешения Волдеморта. Пробившись сквозь толпу, Снейп ныряет в камин и дома первым делом пишет Поттеру письмо. Короткое, деловое: надо поговорить, и желательно поскорее, место выбирай сам. Отчего-то он уверен, что мальчишка назначит встречу в своём авроратском кабинете, и когда в руках оказывается пергамент со знакомыми, круглыми буквами, даже удивляется: Поттер ждёт его завтра у себя на Гриммо.
Снейп не бывал там со времен войны — обрывок колдографии со смеющейся Лили до сих пор лежит где-то в ящике письменного стола... Рыдал ведь когда-то над нею, подумать только, как он был вымотан творящимся вокруг сумасшествием. Интерьеры ничуть не изменились, вокруг знакомый беспорядок, пыль, в камине чуть не по щиколотку пепла — чувствуется, Поттер на Гриммо только ночует. Помнится, он жаловался, что не любит этот дом, может, поэтому так часто оставался у Снейпа?.. А, неважно.
— Привет.
Поттер поднимается навстречу — выглядит нормально, ни худобы, ни бледности, чёлка знакомо топорщится надо лбом, к нижней губе прилипло арбузное семечко. Тарелка с розовыми дольками стоит прямо на диване в опасной близости от переплетённой в кожу гриндилоу книги — на желтоватой странице горит штамп Аврората. Снейп чувствует раздражение. Сколько раз говорил щенку, что нельзя так беспардонно обращаться со старинными томами... Впрочем, теперь это не его дело.
— Здравствуй. Могу я присесть? Нам надо поговорить.
— Говори. — Поттер машет рукой в сторону соседнего кресла и плюхается обратно на диван. Слизывает с губы семечко. Мальчишка.
— Я хочу попросить прощения.
— За то, что подложил меня под старого хрена?
«А под молодым, надо полагать, тебе было бы лучше?» — так и тянет сказать, но Снейп благоразумно сдерживается.
— За то, что поступил... непорядочно. Ты мне доверял, я предал твое доверие. Поэтому приношу свои извинения. И хочу, чтобы ты знал: я ценю твоё благородство.
— Да? Ну мне просто до чёртиков приятно, Северус. Но ты преувеличиваешь — это просто нежелание выглядеть идиотом. Да и в Азкабан я тебя отправлять не хочу. И даже этого скота не хочу. Хватит уже.
— В любом случае спасибо.
— Носи на здоровье.
Поттер облизывает губы, его руки нервно пританцовывают на коленях, взгляд за всё время разговора ни разу не встретился со взглядом Снейпа. Что-то в этом есть странное и непонятное. По идее, мальчишка должен был с порога встретить его ударом в зубы, если не Круциатусом. Или, поразмыслив, он понял, что Снейп не желал ему зла? Или их связь была ему в тягость, и он только рад, что она прервалась, пусть даже и таким образом? Если так... Снейп отворачивается, чтобы скрыть гримасу ярости, перекосившую рот.
— Надеюсь, мы будем нормально общаться при встрече, — сухо говорит он. Надо уходить, но что-то держит, как якорь, не даёт подняться с кресла, сделать шаг, за которым уже не будет возможности вернуться назад. — Ещё раз прошу прощения за то, что сделал.
— Да, — шепчет Поттер, по-прежнему глядя в сторону, — будем... нормально.
Этот шёпот полон непонятной тоски, неуверен, жалобен, как шелест осенних листьев, и, повинуясь странному необъяснимому желанию приласкать мальчишку, Снейп встаёт и дотрагивается до его плеча.
Тарелка летит на пол, Поттер вскакивает и изо всех сил отталкивает Снейпа. Тот едва удерживается на ногах и приходит в бешенство.
— Какого чёрта? Истеричка! Что ты себе позволяешь?!
— Убирайся! — вопит Поттер. — Убирайся, пока я тебе морду не набил! Зачем ты вообще сюда припёрся?
— Затем, что был неправ, и признаю это!
— Был неправ?! Ха! Продал меня хрен пойми кому, и для тебя это всего лишь «был неправ»? Ну ты и гад!
— А я и не скрывал, Поттер! Я с самого начала дал тебе понять, и кто я, и что между нами не может быть ничего серьёзного. Но твои гормоны не желали этого замечать!
— Гормоны?! — Поттер, сжав кулаки, наступает на Снейпа. — Всё я замечал, ясно? Я всё про тебя понимал с самого начала! Мне было плевать, сволочь! Я же просто тебя... Просто...
Он вдруг захлёбывается словами, обмякает и с силой бьёт по столу, в кровь разбивая костяшки пальцев. Но Снейп этого не замечает. Ошалев, утратив дар речи, он смотрит в налитые бешеными слезами зелёные глаза и впервые видит там то чувство, что когда-то мечтал увидеть в других глазах — таких же зелёных, таких же широко распахнутых. Глупое чувство. Безрассудное, юное, плюющее на всех и вся, отчаянное... и непоправимо униженное. Снейп задыхается от этого чувства, оно затопляет его целиком, ослепляет, наполняет сумасшедшим, безудержным восторгом. А еще он видит там боль — огромную, жгучую, безнадёжную.
— Поттер... — хрипит он, с трудом выдавливая их себя звуки. — Мерлин мой... Гарри. Гарри, ты что, меня...
И наконец получает кулаком в зубы — брызнувшая кровь так же горяча, как ярость в голосе трясущегося Поттера.
— Вон!!! Вон отсюда, и чтоб я тебя никогда больше не видел!
Вихрь стихийной магии выносит Снейпа из гостиной к чёртовой матери вместе с дверью.
* * *
Он меня любит.
Снейп просыпается на полу. Его мантия сбилась в комок под поясницей, на затылке гигантская шишка, глаза смотрят в разные стороны, и в каждом отражается опустевшая бутылка — накануне она, в то время ещё полная живительной влаги, стала его молчаливой и понимающей собеседницей. Чем щедрее бутылка делилась со Снейпом своим содержимым, тем более откровенным и сентиментальным становился он сам — под конец, кажется, даже заливался пьяными слезами, сокрушаясь о своих ошибках. Он не помнит, как выбрался из особняка на Гриммо, не помнит, как попал домой — помнит только взгляд Гарри и идиотское счастье, фейерверком взорвавшееся в сердце и изгнавшее прочь ледяного червя. Он меня любит. Любит. Любит...
А ты опять всё проебал.
Снейп нервно дёргается, и звон в ушах заглушает безжалостный внутренний голос. Он встаёт, с кряхтеньем и стонами ковыляет к двери и, едва не загремев с лестницы, доползает до лаборатории. Антипохмельное, Заживляющее, Бодрящее... Жаль, что среди разнокалиберных флаконов, заполняющих полки, нет ничего, что могло бы прибавить ума или хотя бы повернуть время вспять. Снейпа обуревает дикое желание помчаться в Министерство и упасть в ноги Шеклболту — ну не может быть, чтобы в секретных фондах не уцелело ни одного Хроноворота — но он понимает, что из этого ничего не выйдет. Случившееся он может исправить только сам — если вообще может. Странное дело: когда он строил планы насчёт Поттера... насчёт Гарри, готовясь противостоять его мести, мысли двигались чётко и ровно, как шестерёнки отлаженного механизма, а сейчас мечутся вспугнутыми овцами — растерянными, беспомощными. Вернуть Гарри... Как? Как заполучить обратно то, ценности чего не понимал, что безрассудно поставил на кон, а, утратив, почти не сожалел? Какое Репаро соберёт воедино осколки? Что за слова станут верными и правильными? Как доказать свою искренность? Снейп холодеет, пугаясь собственной одержимости, но этот страх даже в сравнение не идёт со страхом остаться без Гарри. Он поднимается в кабинет и берётся за перо: один вариант, другой, третий, попытки объясниться, жалость к себе, мольбы, неуверенность, пахнущее нафталином, но неумирающее «прости меня»... Через два часа сова с письмом отправляется к Гарри, а Снейп замирает в ожидании. Он забывает о работе, а появившемуся в камине сотруднику торопливо врёт о дурном самочувствии. И снова ждёт. Час. Три. Пять. Ещё одно письмо. И ещё — когда в кабинете уже начинает сгущаться тьма. Лишь поздним вечером в раму стучится поттеровская сова, и Снейп с вовсе не приличествующей его возрасту и положению суетливостью кидается к окну. Он вываливает перед совой целую упаковку бекона, словно надеясь задобрить птицу глупой щедростью, жадно хватает письмо, а потом садится прямо на пол — ноги ослабели. Круглые буквы скачут перед глазами, словно боязливые клубкопухи. Шесть строчек — а сколько боли. Невыносимо.
«Привет.
Я не прошу прощения за то, что случилось, ты это заслужил. Но надеюсь, ты не сильно пострадал.
Северус, что вдруг на тебя нашло? Всё закончилось. Я не держу на тебя зла, правда, ну то есть вру, конечно, держу, но постараюсь с этим справиться. И не надо так себя терзать. Если ты боишься, что я буду как-то вредить тебе, то даже не думай — честное слово, я простил. Если тебя начнут доставать газетчики, вали всё на меня. Ну типа ты сам ушёл. Ты же знаешь, они скоро отстанут.
И не пиши мне больше, ладно?
Гарри.
»
Сова цокает когтями по подоконнику и, утробно ухая, поедает бекон, Снейп сидит на полу, бессмысленно глядя перед собой. За окном, в саду, как унылые голоса призраков поскрипывают оголённые яблоневые ветви.
Этот раунд он проиграл вчистую.
* * *
продолжение в комментах