Фанфик: Звездочёт. Главы 11, 12, 13 (окончание)Название: Звездочёт
Автор: inatamiКатегория: слэш
Жанр: детектив
Пейринг: Шерлок/Джон, Майкрофт, Лестрейд, Молли Хупер, Мэри Морстен, прочие канонные и несколько новых
Рейтинг: NC-17
Размер: около 60 тысяч слов
Дисклеймер: мне ничего не принадлежит
Размещение: обсудите это со мной
Саммари: Всё началось с трупа.
Собственно, большинство историй, связанных с Шерлоком Холмсом, начинались с какого-то трупа, но этот конкретный покойник был особенным. Он изменил всё.
Предупреждения: OOC
Главы 1-2 |
Главы 3-4 |
Главы 5-6 |
Главы 7-8 |
Главы 9-10Глава 11читать дальше
Джон.
На ровном месте спотыкались кони,
Несчастными подковами звеня.
В ночи не слышно криков и погони,
Но прошлое преследует меня.
Василий Матонин
Джон Уотсон приходит в себя медленно, но глаза открывать не торопится. Он пытается с помощью слуха, обоняния и осязания понять, где и в каком положении находится. Первые выводы бесспорны и неутешительны - Джон очевидно привязан к стулу.
Мозг капитана Уотсона получает и обрабатывает ответы от нервных окончаний рук и ног, догадываясь, что ноги - каждая в отдельности - привязаны к ножкам стула, скорее всего, деревянного. Руки - каждая в отдельности - привязаны к вертикальным планкам спинки того же деревянного стула. Это плохо - руки далеко друг от друга, что лишает их возможности действовать сообща. Руки и ноги привязаны крепко, но не веревкой, а чем-то более мягким и широким, чтобы не причинять боли.
Это любопытно, но не слишком - Джон знает одного человека, который, возможно, хотел бы привязать его к стулу, проявляя заботу в ее извращенной форме. И пусть он не может вспомнить лица этого мужчины, Уотсон помнит его имя и лица всех его жертв.
Зато, с удивлением понимает Джон, его глаза и рот ничем не завязаны. Кричать бесполезно, догадывается капитан британской пехоты, это или звукоизолированное помещение, или дом на отшибе. А глаза не завязаны, потому что убийца уверен, что Джон уже никому ничего об увиденном не поведает. Это грустно, считает Джон. Он не планировал сегодня умирать. Сегодня он планировал заняться любовью с Шерлоком.
Джон пробует вспомнить, как очутился на этом стуле.
Было утро… и был важный разговор с Мэри. Но разговор почему-то не состоялся. Ах да, Мэри не оказалось дома. Джон пытался ей позвонить, но ее телефон оказался выключен. Около получаса Уотсон прождал ее, сидя на скамейке в сквере напротив, не выпуская из виду подъезда. Людей воскресным утром было мало, но один прохожий вроде как заинтересовался сидящим Джоном.
- Доктор Уотсон, как я рад вас видеть! - приветливо воскликнул Брюс Далтон, распахивая объятья.
И вот после этого момента память отказывает Джону окончательно.
Где бы ни находился Уотсон сейчас, в комнате слишком тихо, чтобы здесь присутствовал кто-то еще. Запах в помещении вполне домашний, хоть и немного затхлый, воздух вокруг теплый - это дом, а не заброшенный склад или подвал.
Джон рискует приоткрыть глаза. Веки поднимаются с трудом, видимо, накачали его здорово.
Прямоугольная комната средних размеров. Похоже, чья-то гостиная - голубые стены, синий диван, белые стулья, на камине коллекция керамических дельфинов. Одна стена - узкая - полностью завешена маленькими картинками с пасторальными сюжетами: поля, овечки, домики. Это женская гостиная, отстраненно догадывается Уотсон. Это не то, что он ожидал увидеть, но, в общем и целом, это не имеет значения.
Следил за мной, паскуда, ожесточенно думает Джон.
Господи, Джон, ну в кого ж ты такой идиот! Надо же так отлично вляпаться, зная, что убийца на свободе.
Уотсон не помнит, что было после встречи с Брюсом на улице, но подозревает, что хваленые солдатские инстинкты, подорванные кошмарами, напряжением и неопределенностью в отношениях с Мэри, дали грандиозный сбой. Подпустить к себе старого коллегу, с которым несколько раз пили кофе в больничном кафетерии, который всегда трогательно интересовался самочувствием Джона, был деликатен и ненавязчив - что может быть невиннее?..
Да, Джон, ты в полной заднице.
Доктор снова закрыл глаза и представил Далтона, каким его всегда знал.
Впервые они встретились в морге, когда Джон только начал работать и жить с Шерлоком. Далтон зашел к Молли передать какие-то документы по телу. Молли представила их.
Уотсон пытался вспомнить, как Брюс вел себя тогда. Если Далтон - это Джекс, в чем Джон уже не сомневался, то Трентон не мог не узнать его. И вот так, после роковой случайной встречи, завертелось. Но могла ли та встреча быть такой уж случайной?..
Нет, качает головой Джон сам себе, не могла. С Далтоном вообще не могло быть случайностей. Уотсон вспоминает, каким приветливым и спокойным был Брюс тогда. Он уже знал, что увидит Джона в лаборатории, он готовился встретиться с ним лицом к лицу. Значит, Брюс заметил Джона раньше, наверняка удивляясь этому невероятному, немыслимому совпадению.
Хотя… и совпадение не такое уж немыслимое. Джекс мог знать, где Джон проходил интернатуру в Лондоне. Он не мог предугадать, что через несколько лет Уотсон туда вернется в качестве помощника консультирующего детектива, но все же выбрал Бартс для работы отнюдь не случайно. Он знал, что в Бартсе остались люди, которые помнят Уотсона, могут поддерживать с ним связь.
Джекс уже тогда блестяще планировал.
Ждал.
***
Джон слышит размеренные шаги за дверью. Голова все еще тяжелая, а веки поднимаются неохотно, но Уотсон желает встретить своего убийцу лицом к лицу.
Дверь аккуратно открывают. Брюс Далтон собственной персоной возвышается на пороге и с восхищением разглядывает пленника.
Джон не отводит взгляда от безумных, сияющих зеленью глаз.
Далтон-Джекс медленно подходит к стулу, останавливается на расстоянии ярда и вдруг мягкую полуулыбку сменяет гримаса ненависти. Он слегка наклоняется к Джону и орет:
- План был совсем не такой!!!
Джон пытается держать себя в руках, но от этого яростного окрика неуловимо вздрагивает.
Уотсону вовсе не хочется злить своего потенциального палача.
Максимально нежно он спрашивает:
- А какой был план… Трентон?
Джекс хищно улыбается и качает головой:
- Я знаю, что ты до сих пор не помнишь меня. Ты не помнишь ту ночь, правда же? Ты знаешь, что я Трентон Джекс, но ты знаешь это, потому что видел мое дело. Но сердцем не чуешь, нет. Ты не понимаешь, как Трейси и Брюс могут быть одной личностью. Но я тебе скажу, Джон, кое-что, чего не говорил никому. Трентон Джекс умер тогда. Когда на следующий день я встретил тебя в коридоре этого вонючего общежития, ты не узнал меня! Ни капли понимания на твоем лице! Ты посмотрел сквозь меня!
Трентон-Брюс закрывает глаза, пытаясь вернуть самообладание.
- Столько лет я пытался тебя забыть, Джон, но так и не смог. Не знаешь, почему?
Джон осторожно качает головой. Он понятия не имеет, почему серийный убийца из всех возможных мужчин выбрал именно его. Как бы высоко Джон не оценивал свои способности в постели, он отдает себе отчет, что в ту давнюю ночь вряд ли был ласковым и нежным любовником. Что-то Шерлок говорил об исходящем от Уотсона тепле? Так себе причина, уверен Джон.
Джекс с интересом оглядывает Уотсона, затем берет второй стул и садится напротив, закинув ногу на ногу.
- По моим подсчетам, у нас не слишком много времени. Полицейские - идиоты, и твой дружок ненамного умнее их, но надо быть слепцами, чтобы не вычислить меня и этот дом. Как жаль, что у нас не будет времени для более… тесного взаимодействия. Как это глупо, Джон, умереть из-за одной ночи, правда? Печально, что у нас нет шанса на вторую - ты бы любил меня так сильно, так страстно, ты бы никогда больше не захотел оставить меня!
Думать о возможном сексе с этим мужчиной Джону крайне неприятно, поэтому он делает еще одну попытку:
- Трентон - или Брюс, как тебе угодно - ты сказал, что план был не такой. Расскажи мне про первоначальный вариант.
Далтон резко отрывается от мечтательного созерцания собственных грез и с воодушевлением смотрит на связанного солдата:
- О, план был отличный. Мой идеальный план венчала смерть твоего кудрявого любовника. Не морщись, Джон, ты же понимаешь, что за измену надо платить. Мне пришлось наказать тебя - я не хотел, правда, но мне пришлось! Ты был омерзительно счастлив, когда этот предатель вернулся. Ты хоть понимаешь, Джонни, что он тебя предал, бросил в одиночестве на полтора года, заставил страдать? Как ты мог простить его?!
Далтон снова повышает голос - и снова одергивает себя.
- Пить хочешь? - вдруг буднично и почти нормально спрашивает он.
- Чай с клофелином? Нет, спасибо, - отказывается Уотсон.
- У меня тут есть чистая вода, но как знаешь.
- Я не понимаю, Брюс, объясни мне, - опять просит Джон. - Почему сначала только проститутки, а потом - весь этот цирк с переодеваниями?
Говорить об убитых геях Джексу не слишком интересно:
- Джон, не будь таким мелочным. Жалкие шлюхи, только и всего. Тебе правда хочется тратить на них время?
Джон кивает.
- Иногда их просто надо убивать, Джонни, вот и все. Я был очень добр - я разрешал им трахать себя перед смертью. Они становились такими мягкими, такими… податливыми… каким ты, Джон, никогда не был!
Эти внезапные переходы от спокойного тона к истерическим выкрикам выглядят знакомо и ничем хорошим Уотсону не грозят. Убийца и впрямь теряет контроль, неимоверными усилиями стараясь держать себя в руках. Приглядевшись, Джон видит все признаки нервного перевозбуждения - мелкую дрожь пальцев, темные набрякшие веки, лихорадочный блеск глаз, осунувшиеся щеки.
- А зачем ты убил Миллса и Эймоса? Они ведь не были шлюхами.
- Джон, я не замечал раньше, что ты бываешь занудой. Ты не понимаешь? Ты должен был получить достойное наказание. С каждым кудрявым трупом ты должен был ненавидеть своего сыщика еще сильнее, ведь это из-за него ты прошел через ад. Я мечтал подарить тебе несколько мертвых шерлоков… Например, семь.
- Но почему же геи? Если это должны были быть мертвые шерлоки, - Джону трудно это произнести даже в качестве теоретической выкладки, - зачем обязательно геи?
Джекс вглядывается в Джона с подозрением:
- Джон, ты что, защищаешь педиков?!
- Брюс, ты тоже гей, ты это понимаешь?!
Далтон ласково улыбается пленнику:
- Ну что ты, Джон, ай-яй-яй, нехорошо так говорить, я могу обидеться. Педики должны умирать, и если нужно убить шерлоков - они должны быть геями! Это же так очевидно! - от этого слова Джона корежит. - А я не такой, Джон, я совсем не такой - у меня любовь. К тебе.
Голова Уотсона идет кругом, потому что извращенную логику убийцы он постичь не в состоянии.
Голос Брюса становится слащавым, как у ребенка, который укладывает спать плюшевую собачку:
- Семь - хорошее число, правда? Как звезд в Медведице, - глаза Далтона затуманиваются воспоминаниями. - Джон, ты даже не представляешь, каким особенным был для меня. И еще эти звезды на твоей коже - словно сигнал из другого мира, словно знак свыше.
Брюс вдруг смотрит на Джона с грустью:
- Правда, я рассчитывал, что этот знак ты покажешь только мне.
Уотсон понимает, что идея дурная, но ничего поделать не может - он начинает хохотать, запрокинув голову.
Джекс выглядит растерянным.
- Джон? - неуверенно тянет он.
Доктор, с удовольствием выпустив часть изнурительного напряжения вместе со смехом, потихоньку успокаивается.
- Трентон, Трентон, почему же ты такой ненаблюдательный, а? Как ты мог рассчитывать на мою верность, если я в колледже трахал все, что движется?! - Джон утрирует, конечно, но видеть искаженное болью лицо неожиданно приятно. Далтон с силой зажмуривается, пытаясь зажать ладони между коленями, но потом не выдерживает, вскакивает и наотмашь бьет Уотсона по лицу.
Щека капитана горит, но удовлетворение не ушло.
Брюс выглядит искренне расстроенным:
- Джон, прости меня, - тихо говорит он, накрывая ледяной ладонью покрасневшую щеку. Уотсон пытается отстраниться, но он ограничен в движениях и далеко отклониться не получается.
Далтон, поглаживая горячую кожу, вдруг начинает плакать.
- Это все… все потеряло смысл, Джон, - шепчет он. - После вашего разговора с Холмсом, когда он притащил тебя смотреть на чей-то грязный труп и клялся, что больше не покинет тебя... После того разговора я понял, что ты не станешь моим, даже если этот придурок снова умрет - на этот раз взаправду. Джон, ты так смотрел на него! Твой голос так дрожал! Я понял, что ждал слишком долго, ты больше не мой…
Далтон медленно, ссутулившись, отходит к столу, стоящему у стену, и тяжело опирается на пыльную поверхность ладонями. Если можно изобразить страдание, то у Брюса это прекрасно получается. Он выглядит абсолютно сломленным.
- Я еще пытался следовать плану… 6 прекрасных черных тел, 6 ублюдочных педиков, которым все равно нечего делать в этом мире… А седьмой - Холмс. Но это было уже слишком тяжело, Джон… Вы чересчур быстро откопали дела про этих шлюх, пришлось спешить. Когда вы поехали на север, я понял, что не успеваю даже с шестью… Вы виноваты в том, что мне пришлось убить Андерсона, а он ведь был неплохим парнем. Совсем не гей. Впрочем, план уже изменился.
Далтон говорит так тихо, что Джону приходится напрячь слух изо всех сил:
- Мне уже не к чему было стремиться, если моя любовь не могла быть со мной… Знаешь, искать геев, делать им прически, наряжать как кукол - это все могло бы быть отличным весельем, если бы только ты дал мне шанс.
Далтон оборачивается к Уотсону и смотрит на возлюбленного с укоризной в зеленых глазах и с нажимом повторяет:
- План изменился.
Брюс медленно приближается и устало опускается перед Джоном на колени, кладет руки ему на бедра, чем вызывает у пленника смутные воспоминания о другом похожем моменте и гримасу отвращения на лице.
- Из-за тебя моя жизнь кончена. Она была кончена еще тогда, когда ты ушел из моей постели, но все эти годы я на что-то надеялся. Какая ирония - мечты о тебе помогали мне жить, хотя я уже не был жив. Я умер в ту ночь, Джон. А ты умрешь в эту.
Внезапно в руке Брюса появляется небольшой, но очень острый на вид нож, отчего у Уотсона возникает немедленное ощущение неправильности происходящего. Почему нож? Никто из предыдущих жертв не был убит ножом! Джона, конечно, не устраивает и удушение, и проломленная голова не привлекает, но неожиданно перспектива умереть от холодного лезвия становится просто непереносимой. И даже более унизительной, чем любая другая смерть.
Все эти соображения проносятся в голове врача за секунду - и еще через две становятся ясны намерения убийцы.
Трентон неторопливо проводит ножом по шву правой штанины Уотсона, по шву, который на внутренней стороне бедра. Проводит нежно, не надавливая, но Джону все равно страшно.
- Пожалуйста, не дергайся, - серьезно просит Джекс и самым кончиком лезвия аккуратно вспарывает грубый шов тонких джинсов. Нож действительно очень острый - нитки поддаются легко.
Действуя методично, Трентон надрезает штанину по шву, затем поперек и вдруг резко дергает ткань на себя. Джона от этого сильного движения слегка бросает вперед, плечевые суставы отзываются вспышкой боли, но стул при этом стоит как прибитый. Он и есть прибитый, запоздало догадывается Уотсон, только на кой черт ему теперь эта информация - неясно.
Джекс тем временем благоговейно рассматривает открывшуюся кожу с рисунком в виде созвездия. Шершавыми кончиками пальцев нежно обводит ковш по контуру. Джон покрывается мурашками, но отнюдь не от удовольствия.
Когда Трентон слегка наклоняет голову, Уотсон предполагает, что должно произойти, но помешать этому не в силах. Убийца наклоняется все ниже, пока его губы не прикасаются к голой коже. Джон готов взорваться от ненависти - и к себе, и к этой проклятой метке, и к Джексу, но его судорожные метания, честно говоря, смертоносному любовнику вовсе не мешают.
Несколько легких поцелуев сменяются чем-то более чувственным. Джон ощущает на коже влажный и жадный язык, который никак не может насытиться, вычерчивая ломаную линию от головы ковша к его хвосту.
Джекс тихо стонет, и Уотсон подозревает, что тот возбужден.
- Прекрати, - шипит доктор, - перестань!
Трентон вздрагивает и поднимает на Джона потемневший удивленный взгляд, словно не ожидая кого-то встретить в этом чудесном уединенном месте.
- О, - говорит он легко.
- Ооооо, - тянет он через мгновение тяжело и веско, с пониманием в глазах. - Тебе неприятно?
- А как ты думаешь? Ты привязал меня здесь, как чучело, рассказываешь про убийства, меня планируешь убить вообще-то! Ты даже не спросил меня, чего хочу я!
Трентон недоумевает:
- Спросить? Чего же ты можешь хотеть?
Уотсон пытается скрестить за спиной пальцы, зная, что все равно будет презирать себя за эту ложь:
- Тебе не приходило в голову, Брюс, что я вовсе не так равнодушен к тебе, как ты воображаешь?
Смесь неистового восторга, надежды и оглушительного разочарования мелькает на лице Далтона. На бледной коже появляются красные пятна.
- Ты врешь мне! - кричит Джекс, вскакивая на ноги.
- Ты врешь мне!!! - кричит Джекс, замахиваясь снова и снова, осыпая ударами лицо Джона.
Это, по сути, просто пощечины, Далтон бьет открытой ладонью, не складывая руку в кулак. Уотсон получал в своей жизни и посильнее.
Но Джекс не может остановиться, пока кровь из разбитых десен не начинает вытекать изо рта Джона.
Брюс резко замирает и с ужасом смотрит на результат своей ярости. Джон языком незаметно ощупывает зубы, оценивая нанесенный ущерб - странно, но все на месте.
Далтон действительно расстроен - он начинает рыдать навзрыд, рухнув на колени и уткнувшись лицом практически в пах Уотсона.
Джон сглатывает кровь и устало вздыхает. Неожиданно в голове всплывает такое далекое воспоминание - как они с Шерлоком сидели в крошечном номере гостиницы и читали записи пациента, которого считали мертвым. Тогда они с Шерлоком сошлись во мнении, что несчастный Трентон был очень скучным одержимым.
Сейчас Джон снова считает Далтона скучным - переходы от полного спокойствия к ярости и горю утомили сверх всякой меры.
Но Уотсон не позволяет себе пожелать быстрой смерти, потому что надежда увидеть Шерлока еще хотя бы раз настолько рвется из него, подступает к горлу из самого нутра, что он делает попытку вновь поговорить с убийцей:
- Почему ты убил Ярмиса? Он обидел тебя?
Далтон поднимает припухшее от слез лицо и спокойно говорит:
- Обидел? Нет. Хотя я не очень хорошо помню. В тот день я действительно был немного… не в себе. Но откровенно говоря, Джон, я ведь тогда не догадывался, какая ты неблагодарная тварь, я придушил этого типа, чтоб искупить свою измену.
Отлично, горько думает Джон, просто отлично. Поль Ярмис убит, чтобы малыш Джонни не рассердился!
С усилием восстанавливая самообладание, Уотсон продолжает мягкий допрос:
- Почему ты не сменил способ убийства, Брюс? Ты же умный, ты понимал, что тебя смогут выследить.
Губы Брюса изгибаются в презрительной усмешке:
- Полицейские - кретины. Не хотелось из-за них менять мой эффектный почерк. Я уникален, - и видно, что Джекс верит в это, - а полиция, ты же знаешь, сборище жалких клоунов, которые лишились моих отпечатков! Тот экземпляр, что был в клинике, я уничтожил еще на четвертом месяце "лечения".
- Как ты узнал, что твоих отпечатков нет в деле?
- О, Джон, я знал это давно. Конечно, у них была еще копия, просто… Немного денег, немного хитрости… заштатные архивариусы в полиции тоже люди. Чтобы появился Брюс Далтон, Трентону Джексу следовало испариться.
- Ты следил за мной? Как ты узнал, что я буду в том сквере?
На лице Джекса в равных пропорциях смешиваются гордость и разочарование:
- Не очень много шансов на то, что ты останешься без своего дружка, но ты как последний дурак сам дал мне отличную возможность! Я все время старался быть неподалеку. Ну надо же, Джон, я даже не ожидал, что все будет настолько просто. Всего-то и трудностей, что дотащить тебя до машины.
- Твою машину все равно выследят. Дорожные камеры сейчас почти везде, - Джон так сильно верит в это, что его голос едва не срывается.
В ответ на это Трентон лишь загадочно улыбается и качает головой:
- Ничего страшного.
Если что-то не беспокоит маньяка-убийцу, это должно беспокоить его потенциальную жертву. Но Джону еще кое-что надо услышать.
- Расскажи мне о Кори Блэкуэлле, Брюс, - просит Уотсон. - Мне кажется, он был для тебя кем-то важным. Кем-то… особенным.
Лицо Джекса неуловимо меняется - Джону кажется, что на мгновение убийца исчез, а показавшийся из-под маски юный студент-медик вновь стоит на перепутье перед самым тяжелым выбором в своей жизни.
Но Трентон встряхивает головой и наваждение исчезает.
Студент снова сделал неверный выбор.
- Кори был слабоумный, разве ты не знаешь? Привязался ко мне как щенок, не мог ни на минуту отойти. Приходилось возиться со всеми этими сорняками, будто я чертов агроном!
- Что произошло той ночью? До пожара? - Джону и правда очень хочется выяснить.
Далтон усмехается:
- Думаешь, у тебя будет шанс доложить об этом своему кудрявому проныре? Это вряд ли, хотя твоя преданность поражает... Лучше бы я остался с Кори! - всхлипывает Трентон громко, прижав ладони к глазам. Он все еще сидит на полу, но к Джону не прикасается.
- Ты ведь любил его? - тихо спрашивает Уотсон.
- Он был дебилом, что тебе неясно? - кричит Джекс, но это не гнев, а затаенная боль. - Я не мог и не хотел любить дебила! Я любил тебя! Кори просто... просто ему не надо было меня удерживать, когда я собирался уйти. Но он плакал и собирался позвать Маккензи. Мне пришлось заставить его молчать, пришлось, но я не хотел не хотел душить не хотел не хотел не хотел...
Трентон утыкается лицом в свои колени и тихо, безысходно скулит. Джон ненавидит этого человека, этого жестокого убийцу, но не может избавиться от жалости. Несколько неуместных капель жгучей влаги тяжело повисают на ресницах и Уотсон сердито смаргивает их.
Постепенно скулеж затихает. Некоторое время они молчат.
Кровь из разбитого рта засыхает и неприятно стягивает кожу.
Но у Джона есть еще вопросы:
- Я догадываюсь, как ты познакомился с Миллсом и Эймосом, морг - удобное прикрытие, ведь оба недавно потеряли близких людей. И понятно, как ты попал в дом к Эймосу - у вас было свидание. Но Миллс не мог согласиться на свидание, да? Почему он тебя впустил?
Брюс поднимает голову - на этот раз по его лицу видно, что он действительно горько плакал.
Равнодушно он отвечает:
- Выследил его в магазине, заговорил о его бабке, он расчувствовался. Я ему намекнул, что в болезни этой старухи может быть не все гладко, пообещал принести бумаги, если он не скажет никому. Господи, как же просто с этими идиотами!
- Почему тебя в тот день никто не заметил? Миллс жил в большом доме.
Далтон пьяновато хихикнул:
- Я как-то читал один детектив, там убийца в туалете самолета переоделся в куртку бортпроводника, прошел по салону, спокойно убил нужного человека, вернулся в туалет и переоделся обратно в свою одежду*. Фокус в том, дорогой мой Джон, что никто не обращает внимания на обслугу, людей в униформе... Я надел костюм и фуражку одной курьерской службы, только нашивку с логотипом спорол... Уверен, что никто не обратил внимания на какого-то там курьеришку. Перед квартирой этого педика я фуражку... снял, а про костюм... он меня не спрашивал, даже если удивился… вежливый.
Последние несколько фраз Джекс произносит через силу. Он явно очень устал, такие серьезные перепады настроения не могут пройти бесследно. Джону опять становится страшно.
Подумав, он все же рискует спросить:
- Брюс, почему я все еще жив?
Трентон горделиво улыбается:
- Жду, пока твой кудрявый прибежит тебя спасать. Как это ни печально, Джонни, тебе придется умереть буквально за минуту до того, как он войдет сюда. Этот пункт в моем плане появился недавно, но уж его-то я выполню как надо.
Пошатываясь, он с трудом встает на ноги:
- Пусть он до конца дней живет с осознанием, что опоздал на одно мгновение, что на секунду не успел, чтобы спасти любимого доктора, что ему не повезло. Что звезды не сложились.
И Джекс от собственной шутки заливается тоненьким, дребезжащим смехом, от которого у упомянутого доктора волосы на загривке встают дыбом.
Трентон больше даже не псих, понимает Уотсон. Он - развалина, пустая оболочка человека. Он не способен услышать чужих слов, он будет действовать по какому-то шаблону, который заложило в нем безумие.
Джекс достает из маленькой спортивной сумки, что стоит у дивана, синий мягкий шарф и револьвер.
Садится на прежний стул напротив пленника, складывая на коленях руки и закрывая глаза.
Несмотря на то, что синих шарфов на свете много, этот конкретный выглядит как-то знакомо.
- Это шарф Шерлока? - шепотом спрашивает Джон.
Трентон приоткрывает один глаз, смотрит вниз, на шарф, потом выше, на Уотсона, и довольно хихикает:
- Украл у растяпы, пока он занимал лабораторию. Ему понравится, правда?
Джон так не думает.
В тишине проходит несколько минут.
А потом Джону кажется, что снаружи доносятся какие-то звуки.
Он и хочет, и не желает, чтобы это приехали за ним. Чтобы это приехал Шерлок. Он мысленно умоляет Шерлока не приезжать, но не для того, чтобы подарить Джону еще несколько минут жизни, но чтобы Шерлоку не довелось увидеть Уотсона унизительно мертвым.
Звуки становятся все отчетливее - шум машин, хлопанье автомобильных дверей, стрекотание вертолета.
Гулкий голос по громкоговорителю требует от Далтона немедленно сдаться и что-то там про снайперов.
С потусторонней улыбкой Джекс открывает глаза и встает.
Медленно подходит к Джону.
- Прости меня, любимый, прости, прости, мне так жаль, что тебе придется пройти через это, - по щекам Далтона струятся слезы, но он при этом бесконечно далек от рыданий, лицо неподвижно, слезы текут словно сами по себе. - Мне жаль, что все закончится именно так!
- Так передумай, твою мать, Трентон, Брюс, кто ты там! - хрипло предлагает Джон. - Если ты любишь меня, ты можешь меня сейчас выпустить. Полиция не даст тебе шанса, если ты меня убьешь. Ты не доживешь до суда, Трентон, - в глубине души Уотсон надеется, что Шерлок никогда не опустится до линчевания.
Далтон грустно улыбается, накидывая шарф на шею своего возлюбленного:
- О, Джон, мой глупый, наивный Джон. Неужели ты думаешь, что я смогу жить после того, как тебя не станет? Мы уйдем почти вместе, и я буду очень страдать, потому что увижу, как жизнь покидает твои глаза. Джон, я так люблю тебя, - Джекс перекрещивает концы шарфа под подбородком Уотсона. - Ты самый лучший мужчина на земле, - Брюс слегка тянет концы в стороны. - Мы могли бы быть так счастливы, Джон, Джон… Джон…
Слезы Далтона капают Джону на лицо, а давление шарфа становится очень болезненным.
Джон полагает, что такое развитие событий совершенно неверно. Самым печальным обстоятельством в этом треклятом мире Джон считает тот прискорбный факт, что не успеет увидеть Шерлока.
Но сказать Джон уже не может ничего, воздуха катастрофически не хватает, вены набухают, а глаза словно выдавливает из черепа.
- Люблю, люблю, люблю тебя, Джон, вечно, - слышит он жаркий шепот Трентона, склоняющегося к его губам. - Встретимся на звездах, любовь моя.
А больше Джон Уотсон не слышит ничего.
_________________________
*Такой детективный роман действительно есть и он очень, очень хороший, но я вам его не назову, потому что вдруг вы когда-то захотите его прочесть, а я вам уже все заспойлерила.
Глава 12читать дальше
А потом Джон Уотсон снова что-то слышит.
Этот звук он не очень любил раньше, но теперь ему кажется, что ничего прекраснее в его жизни быть не может.
Где-то рядом шепотом переругиваются оба Холмса.
-...еще часа два как минимум, поэтому ты вполне можешь съездить домой и успеть вернуться. Джон предпочел бы увидеть тебя чистым и свежим, я убежден, - это Майкрофт, непоколебимый в своей уверенности, слегка надменный всегда, даже если он наедине с самим собой в телефонной будке.
- А вот я убежден, что Джону наплевать на степень моей свежести. Давай, Майкрофт, двигай спасать родину, а я тут сам разберусь, - это Шерлок, родной, любимый, живой, взвинченный и язвительный.
- Кхм.
Холмсы замолкли и повернулись на голос. То есть Уотсон полагал, что повернулись - он еще не мог поднять веки, поэтому ограничился предположением.
Вообще-то в планах было произнести что-то значительное, чтобы достойно отметить возвращение в мир живых:
“Приветствую вас, старые перечники!”
Или
“Я Шерлока и грязным буду любить.”
Или хотя бы просто
“Я проснулся.”
Но горло прошивает боль, которая не оставляет шанса на связную речь. Губы потрескались, язык занимает во рту все свободное место, Джон едва может пошевелить им. Поэтому Уотсон решает немного повременить с любой активностью, ограничившись слухом и осязанием.
Осязание не подводит - через секунду Джон чувствует, как кровать проседает сбоку, Шерлок аккуратно берет руку Уотсона в свою и переплетает пальцы. Горячие губы прижимаются ко лбу Джона и замирают.
Джон готов так лежать вечность.
Хотя, судя по неприятным ощущениям в самых разных местах организма, он, возможно, уже вечность тут и валяется. “Тут” - это в больничной палате; Уотсон - и как врач, и как пациент - не может ошибиться, запах больницы не меняется нигде.
Он снова делает попытку прокашляться и Шерлок отстраняется. Через несколько секунд к губам прикасаются подушечки пальцев, смоченные в воде. Джон слегка приоткрывает губы, всасывая влагу. Шерлок дрожащим голосом шепчет:
- Подожди минутку, Джон, я сейчас.
Раздаются торопливые шаги, шум воды в санузле, звяканье посуды и тяжелый вздох Майкрофта.
Шерлок усаживается на кровать снова и говорит:
- Джон, скорее всего, ты сейчас не сможешь нормально глотать воду, но ты можешь попробовать рассосать лед, я приготовил маленькие кусочки.
Джон не уверен, что кивнул, но Шерлок понял - через секунду в рот проскальзывает небольшой кусочек льда.
Это упоительно. Джон улыбается пергаментными губами.
Он чувствует, как к его лицу бережно приникает мягкая махровая ткань, смоченная теплой водой. Шерлок обтирает лицо Джона, особенно тщательно и нежно обрабатывая глаза - те слиплись от того, что долго были закрыты и слезились при этом.
Джон слегка морщится, представляя, как он отвратительно выглядит сейчас. И пахнешь не лучше, глумливо возникает внутренний голос.
Шерлок заканчивает гигиенические процедуры и подносит ко рту Джона еще один кусочек льда. Джон рассасывает его и пытается говорить:
- Что… случилось?
- О, много чего, - слегка насмешливо, но одновременно душевно произносит голос Майкрофта откуда-то сбоку, и Уотсон ощущает краткое прикосновение к запястью. - Джон, я не могу передать вам, как я счастлив, что вы живы и пришли в себя. Я обязательно навещу вас вскоре, а пока оставляю наедине с этим безумцем.
Джон думает, что теперь он может различать безумцев разных мастей - шерлоковское безумие близкое, понятное и совсем не пугает.
Судя по тихому щелчку, дверь закрылась. Джон и Шерлок остаются вдвоем.
Джон пытается открыть глаза - на этот раз почти получается. Он закрывает их обратно, потому что они все-таки ужасно болят.
- Льда, - едва слышно просит он, и через мгновение получает требуемое.
- Джон, тебе где-нибудь больно? - спрашивает Шерлок обеспокоенно.
Джону становится больно практически везде от ноток беспомощности, просочившихся в голос этого бесстрашного, бесподобного человека. Глаза и так слезятся, так что Шерлок не поймет, что не все из этих слез - исключительно физиологическая реакция на свет.
- Нет… - говорить вообще-то больно, но можно, особенно если делать паузы. После льда стало гораздо лучше. - По порядку.
Шерлок берет его вялую кисть в свои ладони, подносит к губам и целует выступающие костяшки.
- Ты выжил, Джон, - наконец говорит он, - а Джекс нет.
Уотсон пытается изобразить на лице самое строгое и требовательное выражение, чтобы Шерлок приступил к связному рассказу. Холмс понимает приказ, хотя подчиняется ему без желания:
- Мы вошли в этот дом буквально через минуту или две после того, как Далтон задушил тебя. Ты потерял сознание. После этого у него осталось очень мало времени для последней инсценировки - ему надо было освободить тебя от пут, положить на пол твое тело; а сам он… лег рядом, - голос Шерлока почти срывается, - он обнял тебя… знаешь, сзади.
Джон представляет, на что это могло быть похоже. Он старается из всех сил сжать руку Шерлока в своей, хотя сил не очень-то много.
- А потом гаденыш вышиб себе мозги, - резко заканчивает Холмс.
Джон обдумал полученные сведения:
- Не додушил?
- Да. Подвинься.
Шерлок забирается с ногами на больничную кровать и прижимается к Джону всем телом.
- Проклятый ублюдок был уже без тормозов. Ему не хватило выдержки - он так торопился создать картинку к нашему приходу, что не проверил у тебя пульс и бросил удавку без узла, - хотя словам Шерлока положено сочиться презрением к жалким промахам дилетанта, Джон слышит безмерное облегчение, что все сложилось именно так. - Когда мы вошли, кровь из-под его дурной башки текла так, что я на минуту подумал, что это твоя кровь… Не понимаю, почему он так тянул. Вы что-то не успели обсудить? Или он… хотел от тебя не только разговоров? Ты был одет, но штаны порваны, а лицо в крови. Он тебя бил?
Джон сосредотачивается на длинном предложении:
- Хотел… чтобы ты жил… с осознанием, что опоздал… лишь на минуту.
Обнимающие Джона руки судорожно сжимаются. Шерлок, видимо, отчетливо вообразил себе перспективу такого исхода.
- Некоторых губит любовь к спецэффектам, - наконец тихо говорит он и целует Джона в висок.
- Сколько я здесь? - спрашивает Джон, перестав пытаться открыть глаза.
- Чуть менее двух суток. Сердечно-легочная реанимация на месте преступления, внутривенные вливания литрами, потом лечебный сон. Сказали, что у тебя могут быть провалы в памяти и, возможно, в будущем возникнут проблемы с легкими и сердечным ритмом, но не обязательно, гипоксия была недолгой. В остальном ты должен быть в порядке.
- Я грязный… как последняя скотина. Как ты можешь… меня обнимать?
Грудной смех Шерлока как журчание ручья:
- Грязный, и пахнешь отнюдь не весенней лужайкой, зато живой. И весь мой.
- Ох… Я так и не поговорил… с Мэри.
- Мэри была столь любезна, что поговорила с тобой сама - только через меня.
Джон недоумевающе молчит и терпеливо ждет.
Шерлок снисходит до подробного объяснения:
- Мэри приехала на Бейкер-стрит в тот момент, когда ты должен был быть у нее. Она сказала, что единственное, что ей остается - это бросить тебя самой, но, так как она не уверена, что сможет сделать это в твоем присутствии, не расплакавшись, она бросила тебя, используя меня как посредника.
Джон нервно смеется:
- Я настолько ужасный партнер… что меня пытаются убить или… бросают дистанционно. Шерлок, ты чертов… везунчик!
- Ну не все так плохо. Мэри прислала тебе цветы с милой запиской, желает тебе скорейшего выздоровления.
- Кто ей сказал, что я здесь?
Пауза затягивается, но потом Шерлок неохотно продолжает:
- Мы обнаружили твое исчезновение сразу же после ее визита. Мэри сообщила мне, что планирует сменить обстановку и оставить Лондон, причем сразу после того, как покинет наш дом. Майкрофт, отрабатывая варианты твоей пропажи, счел за благо задержать ее, опасаясь, что она может быть замешана в твоем похищении.
Джон начинает возмущенно хрипеть:
- Да вы совсем… что ли… осатанели, ироды?! Мэри… она же...
- Шшшшш, Джон, успокойся. Пойми, мы были очень напуганы. Если Мэри действительно была сообщницей Джекса - мы ничего не могли исключить - мы бы упустили шанс на твое спасение.
- Это же Мэри! - голос Джона слаб, ему не хватает убедительности, поэтому он пытается стукнуть Шерлока по лбу. Тому не приходится прилагать много усилий, чтобы увернуться, потому что тело Джона тоже очень ослабло.
- Джон, уверяю тебя, Мэри не держит на нас зла! Я сам лично перед ней извиниться не мог, потому что торчал здесь безвылазно, но Майкрофт умеет вызывать к себе расположение, когда захочет. Главное, что Мэри уехала зная, что твоей жизни больше ничего не угрожает. Видишь, цветы вот прислала.
- Ты!.. Ты угрожаешь моей жизни! - снова хрипит Джон из последних сил и обмякает в объятьях Шерлока.
Тот с готовностью прижимается ближе и зарывается губами в волосы Джона.
- Джон, тебе нельзя нервничать. Тебе запрещены физические нагрузки. Твой организм должен восстановиться после травмы и попытки убийства, так что хватит шипеть. Может, тебя покормить?
Джон что-то жалобно вякает в районе груди Шерлока. Кажется, это отказ.
Через минуту он шепотом спрашивает:
- Как ты понял, что это Далтон?
Холмс мягко усмехается:
- Благодаря Салли.
Джон готов поклясться, что это самая шокирующая новость вечера.
Салли в чем-то показалась Холмсу полезной, более того, Шерлок добровольно признал ее помощь важной для расследования?!
- Кстати, мы заключили мирное соглашение, - добавляет Шерлок. В его тоне нет сарказма.
О, нет - вот самая шокирующая новость!
- Вы… что?!
- Салли - совершенно неосознанно, разумеется - подсказала мне ключ к разгадке, осветила невинным замечанием связь между Миллсом и Эймосом, благодаря чему каждый факт вдруг встроился в схему идеально. Быть моим проводником света - твоя прерогатива, но ты временно отсутствовал, надеюсь, ты не в обиде, - голос Шерлока обогатился мурлыкающими нотками.
- Что именно… она сказала?
- Слишком много смерти. Она сказала, что вокруг убийцы слишком много смерти. Не очень-то глубокомысленно, но я, наконец, поймал эту очевидную связь. Через морг большого госпиталя проходит много людей, статистически среди них есть и геи. Но Далтон отобрал - если будет уместным использовать такой глагол - только двоих, которые ему подходили по всем параметрам, - пальцы Шерлока неторопливо перебирают пряди волос Джона. - В квартире Далтона мы нашли изображение Большой Медведицы с закрепленными фотографиями двух жертв и моей. Я могу предположить, что он хотел убить шестерых, а меня сделать седьмым, но почему же он так резко сбился с курса?..
- Он сказал, что план был такой… но изменился. Он слышал наш разговор в морге.
Едва заметный выдох над головой дает понять, что Холмс догадался, о каком разговоре речь.
- Значит, сначала он хотел убить меня… потому что я посмел воскреснуть и снова ему помешать, так? Но потом он услышал наш разговор и сделал вывод, что ты, вероятно, эмоционально привязан ко мне. Выходит, план изменился, потому что он впервые в жизни разозлился именно на тебя? Почему же… извини за то, как это прозвучит, но почему же он не попытался убить тебя сразу?
- Это было… наказание. Я должен был быть наказан за измену… Он не ожидал, что мы найдем тех… те убийства. И Кори. Мы не должны были… узнать про Кори, - Джону тяжело говорить, горло горит, но он хочет закончить. - Он на самом деле любил Кори, Шерлок… не меня.
- Наверное, - голос Холмса нежный и успокаивающий. - Тобой он был одержим. Тебя, как ни ужасно, любил маньяк и убийца Брюс Далтон. А тот запутавшийся человек, которым он когда-то был, испытывал искренние чувства к единственному существу, которое было рядом и не осуждало его. Несчастный Трейси Джекс полюбил несчастного Кори Блэкуэлла, но одержимость взяла верх.
Джон грустно улыбается куда-то в грудь Холмса:
- Ты стал очень хорошо разбираться в чувствах.
- У меня лучший в мире учитель, Джон.
Джон плавится от этих тихих слов.
Шерлок же не может сдержаться и ехидно добавляет:
- Разумеется, я по-прежнему считаю, что эмоции это трагичный недостаток, который сильно усложняет жизнь, но это касается только идиотов. Я слишком умен, чтобы испытывать сколь-нибудь ощутимый дискомфорт. К тому же весьма полезно для моей работы разбираться в эмоциональной сфере, когда практически все убийцы в той или иной степени руководствуются чувствами, а вовсе не прекрасным, холодным, трезвым расчетом.
Джон понимает, что вот-вот заснет, но успевает пробормотать:
- Я так рад, что оказался небесполезен для тебя в работе, так рад...
Шерлок на мгновение пугается, что Джон его неверно понял, но потом опознает в слабом бормотании скрытую иронию, и успокаивается.
И засыпает тоже.
***
Через три дня Джон и Шерлок возвращаются на Бейкер-стрит. Конечно, Уотсон успел воспользоваться душевой в больнице, но это не сравнится с ванной комнатой дома, где Джон запирается почти на два часа. Он тщательно моется несколько раз подряд, избегая смотреть на родинки на бедре. Мелочь, испоганившая жизни стольких людей. Из-за нее погибло десять человек. Джону приходится прилагать усилия, чтобы не начать сцарапывать с кожи ненавистные точки.
Уотсон действительно хорошо помнит курс психиатрии в колледже; он понимает, что родинки или даже сам Джон не играли большой роли в развитии безумной истории Джекса. Тот бы все равно убил рано или поздно - изменилась бы только точка приложения его страсти. Джон понимает, что его вины тут нет, но для несуществующей эмоции гнетущая Уотсона вина чересчур реальна.
Когда достаёт сил покинуть ванную, Джон в пижаме отправляется прямиком в спальню Шерлока. Лечащий врач рекомендовал соблюдать постельный режим еще несколько дней, а в комнате Шерлока кровать больше и удобнее. Удобнее для двоих.
В больнице Шерлок довольно сердито заявил, что спать они отныне будут только вместе. У Холмса при этом был такой нахохлившийся вид, будто он ожидал отказа. Будто Джон может ему отказать.
Будто он хочет.
Шерлок сидит одетым на постели, с ноутбуком на коленях, что-то быстро печатает, слегка нахмурившись. Не отрывая взгляда от экрана, он произносит:
- Я начал опасаться, что ты утонул. Все в порядке?
- Да, - почти улыбается Джон. - Кажется, все неплохо, наконец-то. Мы дома, убийца обезврежен, больше никто не умрет. Это отлично.
- Тогда ложись. - Шерлок отставляет ноутбук на прикроватный столик, сплетает в замок руки на животе и напоминает: - У кого-то постельный режим, и я не позволю тебе его нарушать.
- И это мне говорит человек, для которого день, когда нарушено меньше десятка правил, считается пропащим!
Джон пять дней валялся в больнице; он устал, но хочет немного постоять - просто так постоять, чтобы убедиться, что эта возможность не отнята у него.
Холмс встает с кровати, подходит к Джону близко-близко, наклоняется к самому лицу и шепчет:
- Нельзя. Нарушать. Постельный. Режим. Джон.
И мягко прикасается к губам Уотсона в целомудренном поцелуе.
Как врач и как послушный пациент, Джон помнит, что ему стоит избегать физических нагрузок. Но он так долго ждал этого момента!
Ждал целую неделю, пока вернется Мэри; а до этого три месяца, пока всё утрясется после воскрешения Холмса; а еще раньше - страшные полтора года ожидания, о которых не хочется вспоминать; а еще раньше - полтора года безумной жизни с Шерлоком, когда к нему еще нельзя было прикасаться так.
И Джон со стоном углубляет поцелуй, не оставляя ни малейшей вероятности разночтений.
Шерлок замирает на мгновение, а потом подается вперед всем телом, вжимаясь в Джона, оплетая его руками - правая зарывается в волосы, а левая оглаживает ягодицы, чем провоцирует еще более сильный стон.
Джон чувствует, как ему в живот начинает упираться стремительно твердеющий член, и он не может удержаться от слабой попытки потереться. Слабая она потому, что Шерлок крепко стискивает его в кольце рук, практически лишив возможности двигаться.
Язык Шерлока медленно, но очень настойчиво и властно изучает рот Джона, зубы прихватывают нижнюю губу, и Джон не понимает, как вышло так, что инициатива у него перехвачена. Впрочем, это не самый насущный вопрос.
Куда важнее выяснить, будет ли Шерлок стонать в ответ, если с силой провести ногтями между его выпирающих лопаток; станет ли поцелуй более жарким, если Джон слегка пососет кончик длинного языка; начнут ли ноги Шерлока подкашиваться, если Джону удастся просунуть руку между их тесно слитыми телами и сжать член Холмса прямо сквозь штаны.
Джон пытлив, он старается проделать это все одновременно и на него обрушиваются ответы: да, будет; да, станет. Нет, ноги не подкашиваются, но Шерлок слегка расставляет их, чем нивелирует разницу в росте.
Джон пользуется тем, что хватка едва ослабла и второй рукой начинает расстегивать пуговицы рубашки. Правой рукой это делать неудобно, но Джон был хирургом, его пальцы в критической ситуации двигаются идеально слаженно. Сейчас ситуация близка к критической - на Шерлоке рубашка и штаны, слишком много ткани, слишком далеко до обнаженной, гладкой, сводящей с ума кожи.
Шерлок слегка тянет Джона за волосы назад, разрывая поцелуй и заглядывая в глаза. У Шерлока тоже есть вопросы, главный из которых - достаточно ли Джон оправился после травмы? Шерлок его вслух не задает, ему хватает краткого мига, чтобы прочитать в потемневших глазах партнера уверенность и желание.
- Одежда. Снять, - хриплым шепотом извещает Шерлок, не тратя времени на лишние слова, будто этого именно его на днях пытались удавить.
Джон кивает, убирает ладонь с члена Шерлока и двумя руками стремительно сдергивает белоснежную рубашку с бледных плеч. Джон и раньше видел обнаженную грудь Шерлока, но сейчас он застывает на секунду, словно не в силах осознать, что прикасаться, целовать, пробовать на вкус, щипать и гладить, делать все, что захочется - можно. Теперь всё можно.
Шерлок перехватывает руки Джона, слегка качает головой и глазами указывает на пижаму.
- Сними ее, - приказывает он.
Джон закусывает губу, но подчиняется. Не разрывая зрительного контакта, он четко, без суеты расстегивает пуговицы одну за другой, скидывает ненужный предмет одежды на пол, а затем быстро стягивает до щиколоток штаны вместе с трусами, довольно изящно выпутываясь из белья. Выпрямляется медленно, разворачивает плечи, слегка приподнимает подбородок, будто приглашая полюбоваться.
Шерлок с шипением втягивает воздух, буквально пожирая глазами тело Уотсона. Гладкая, тугая кожа светло-медового оттенка перечеркивается в нескольких местах выпуклыми беловатыми шрамами, самый большой из которых - на левом плече. Бугристая звезда неправильной формы, темно-розовая, блестящая, почти глянцевая, притягивает взгляд Шерлока. Но не только она.
Шерлок зажмуривается, чтобы сосредоточиться. Очень много информации сразу, очень много всего сразу хочется потрогать, поцеловать, ощутить всей поверхностью тела. Шерлок хочет очертить края шрама кончиками пальцев, но, возможно, это лучше сделать позже, а пока сконцентрировать внимание на…
Шерлок распахивает глаза и смотрит на член Джона. Кто бы мог подумать, что у человека с такими маленькими руками и аккуратными ступнями, такой роскошный член: он не слишком уж длинный, но толстый, слегка искривленный влево, с крупной головкой, на которой уже выступила капля прозрачной смазки. Темно-русые волосы в паху коротко подстрижены и не закрывают тяжелую мошонку.
Рот Шерлока наполняется слюной, он вспоминает, как хотел отсосать Джону еще тогда, в машине, и желание немедленно упасть на колени становится нестерпимым. Чтобы отвлечься от него, Шерлок начинает расстегивать свои брюки, снимая их так же - вместе с бельем.
Теперь очередь Джона разглядывать любовника, но ему хватает краткого момента, после чего он хищно рычит, преодолевает разделяющее их расстояние и обхватывает сильными руками.
Поцелуй, прерванный для полного разоблачения, возобновляется с неистовством; в ход идут зубы, ногти прихватывают кожу, члены трутся друг о друга. Джон подталкивает Шерлока в сторону кровати, и тот беспрекословно слушается: делает один шаг назад, опускается на край постели и тянет любовника на себя.
Джону не хочется терять контакт, ему ничего не остается, как оседлать бедра Шерлока. Это очень удобно - можно сжать два члена вместе, и откровенных, острых ощущений будет вполне достаточно, чтобы кончить. Но Джон жаждет кончить в Шерлока.
Уперевшись лбом в лоб Холмса, одной рукой поглаживая его шею сзади - как раз там, где заканчиваются атласные пряди - Джон интересуется:
- Чего ты хочешь, Шерлок?
Глаза Шерлока закрыты, нижняя губа закушена, он пытается отдаться движениям руки Джона на их членах, но проклятая рука действует чересчур медленно, почти невесомо. Этого мало.
- Шерлок, я сделаю все, что ты захочешь. Посмотри на меня.
Это очень длинная фраза, у Джона должно заболеть горло после такого.
Шерлок смотрит в глаза Уотсону и говорит просто:
- Ты меня трахнешь.
Джон усмехается: это не было вопросом, не было предположением, а лишь предсказанием ближайшего будущего.
- И не один раз, я надеюсь.
Джон перебирается с коленей Холмса на кровать и ложится на бок. Шерлок почти сразу занимает такую же позу, их лица на одном уровне. Эта пауза, наполненная спокойной близостью, не может продлиться хоть сколько-нибудь долго, несколько секунд в лучшем случае, но Джон пользуется ею, чтобы напомнить:
- Я люблю тебя, Шерлок.
Шерлок согласно стонет и нависает надо Уотсоном сверху, осыпая горячими влажными поцелуями его шею, плечи, грудь, прикусывая соски, проводя языком дорожку от впадины пупка к паху. Везде, где прикасается язык Шерлока, под кожей Джона словно взрываются крошечные огненные вулканы, Уотсон практически наяву видит эти вспышки от поцелуев.
Джон раздвигает ноги и сгибает их в коленях, чтобы Шерлоку было удобнее устроиться для запланированного - а Джон не сомневается в том, что именно задумал Холмс.
Языком Шерлок обводит головку члена, пробуя на вкус, изучая шелковистость кожи на ней, слизывая смазку. Джон шипит и стонет, пальцы одной руки сжимают белоснежную простыню, а вторую он запускает в черную шевелюру, собирая пряди в горсть. Если Шерлоку больно, то по нему этого сказать нельзя - он начинает сосать еще активнее, заглатывая член почти до конца, издавая утробное рычание. Глядеть, как безупречной формы губы обхватывают ствол, чувствовать, как тонкие пальцы массируют мошонку - настоящая пытка наслаждением, от нее у Джона вскоре начинают поджиматься яйца. Понимая, что долго ему не продержаться, Джон слегка тянет Шерлока за волосы вверх.
- Остановись.
Шерлоку не требуется объяснений, он мгновенно понимает, в чем причина, поднимает на Джона тяжелый взгляд и медленно облизывает припухшие яркие губы.
Джон дает себе твердую установку - трахать Шерлока в рот не каждый день, а хотя бы через день.
- Ложись.
Шерлок грациозно вытягивается на постели. Его член подрагивает от переполняющего возбуждения. Джон сидит на коленях рядом и от восхищения не может пошевелиться:
- Шерлок, ты просто невероятен.
- Джон, пожалуйста… Тебе лучше поторопиться.
Шерлок кладет руку на собственный член, но Джон отводит ее и серьезно качает головой:
- Нет. Сам - нет.
Потом Джон тянется к тумбочке, где, как он знает, лежат смазка и презервативы. Презерватив бросает рядом, флакон со смазкой открывает и выдавливает густой гель себе на пальцы.
- Джон, я… достаточно готов, так что много времени на это тебе не потребуется.
Джон тратит секунду на обработку информации, удивленно-вопросительно вскидывает брови, одновременно прихватывая Шерлока за приподнятое бедро. Скользкие пальцы увлажняют кожу между ягодиц, нежно, но уверенно надавливая на анус. Шерлок со вздохом расслабляется и принимает в себя один палец.
Джон вводит его медленно, слегка вращая - мышцы мягкие, податливые, Шерлок действительно готовился?
- Сколько у тебя еще секретов от меня, Шерлок? - хрипло спрашивает Джон с напускной строгостью.
В этот момент тело Холмса ощутимо вздрагивает, ноги его раздвигаются сильнее. Джон повторяет движение пальцем внутри, чтобы удостовериться, что это была не случайность. Шерлок снова вздрагивает, с губ его слетает короткий стон.
- Джон, сильнее!
Джон и сам прекрасно умеет командовать, но иногда подчиняться приказам гораздо приятнее, чем их отдавать. Он добавляет еще палец, а Шерлок начинает ерзать по постели, стараясь насаживаться на пальцы глубже.
Джон чувствует, как пульсируют вокруг его пальцев горячие гладкие мышцы, он представляет, как его член входит в это созданное специально для него отверстие, как Шерлок будет кричать и метаться, надетый, натянутый на толстый член, и Джон почти готов кончить.
Нет, рано. Джон впивается ногтями в собственное бедро, впивается до боли, чтобы отвлечь себя от одуряющих ощущений, и добавляет Шерлоку третий палец. Тот словно не замечает изменений, насаживаясь еще сильнее. Его руки иногда пытаются сжать собственный член, но Шерлок помнит приказ Джона и в последний момент отдергивает их.
Шерлок открывает помутневшие глаза и жалобно извещает:
- Больше не могу.
Джон кивает. Он понимает. Он тоже больше не может.
Аккуратно вытащив пальцы из изумительной шерлоковой задницы, Джон быстро надрывает упаковку презерватива и раскатывает его по члену. Перенеся вес тела вперед, опираясь на здоровую руку, левой он приставляет головку ко входу, медленно проводит несколько раз членом между ягодицами. Затаив дыхание, слегка толкается.
Шерлок смотрит ему в глаза так, будто ничего важнее с ним в жизни не происходило. Его рот приоткрыт, а дыхания почти не слышно. Головка входит медленно и туго, Джону приходится закусить губу, чтобы не совершить резкого движения. Шерлок поднимает ноги вверх и перекрещивает щиколотки на пояснице любовника. А потом требовательно шепчет:
- Давай.
Джон слегка мотает головой, он боится причинить боль, он хочет, чтобы все было идеально. Тогда Шерлок делает слабое движение бедрами, насаживаясь на член самостоятельно - пусть и не до конца.
Джон вскрикивает и сильно зажмуривается. Дождавшись, пока исчезнут цветные пятна перед глазами, он возобновляет проникновение: все еще бережно, но уже не останавливаясь, пока мошонка не соприкасается с ягодицами Шерлока вплотную.
Капельки испарины выступают у Холмса на лбу. Джон опускается на любовника, обхватывая его одной рукой за шею снизу, целуя губы, щеки, виски, глаза, и уточняет в последний раз:
- Не больно?
В ответ Шерлок надавливает ему на поясницу скрещенными лодыжками и протяжно стонет:
- Да твою же маааааать!..
Джон усмехается и начинает двигаться быстрее. Он чувствует, что кончит слишком скоро, гораздо скорее, чем хотелось бы, но трахать Шерлока - наконец-то заниматься сексом с Шерлоком! - настолько невозможно и переполняюще, что Джон теряет контроль, все яростнее вколачивается в идеальную задницу, хрипит, дышит рвано и ругается.
Шерлок старается приподнять бедра, чтобы насадиться сильнее, но он ограничен в движениях, так что он хватает Джона за ягодицы и вонзает ногти в нежную плоть.
Джон коротко вскрикивает, но не останавливается, продолжая резко, размашисто трахать Шерлока, ощущая, что осталось совсем чуть-чуть.
Просунув руку между потными телами, Джон сжимает член Шерлока и командует:
- Кончай.
Неверяще уставившись на Джона, Шерлок вдруг выгибается над кроватью так сильно, что партнер сбивается с ритма. Шерлок низко отрывисто кричит, выплескиваясь на живот и грудь. Джон жадно впитывает в себя удивительное зрелище - кончающий под его руками, под его языком, под его членом Шерлок, и этого достаточно, чтобы бурно сорваться самому.
Джон не заметил, как во время оргазма уронил голову на плечо Шерлоку и впился в него зубами. Когда член, наконец, перестал пульсировать, Джон осознал, что любовнику, скорее всего, больно, с трудом разомкнул челюсти и постарался зализать укус.
- Ты всегда так кусаешься? - спрашивает Шерлок шепотом, но в его голосе нет недовольства, только бесконечная, безудержная нежность.
- Не знаю, - так же шепотом отвечает Джон. - С тобой у меня все иначе, чем с кем-то другим.
Джон лежит сверху, между двумя подтянутыми животами размазывается пот и сперма, Шерлоку, возможно, тяжело, но Уотсону не хочется двигаться. Он ждет, пока прерывистое дыхание обоих немного не успокоится, а потом все-таки с сожалением откатывается на спину. Холмс достает из того же ящика влажные салфетки, быстро обтирает живот и грудь, а потом свежей салфеткой тщательно и медленно вытирает расслабленного Джона.
- Я чувствую, как у тебя колотится сердце, - осуждающе говорит Холмс любовнику. - Это была преждевременная нагрузка.
- Да, - счастливо улыбается Джон, - преждевременная, небезопасная, охрененная нагрузка. Лучшая в мире.
- Это может быть чревато осложнениями, - продолжает ворчать Шерлок, укрывая их обоих одеялом.
- Да, Шерлок, осложнения… - Джон обхватывает руками жилистое тело, подминает под себя. - Одно осложнение уже появилось - я хочу заниматься с тобой сексом каждый день, каждое утро, каждую ночь, много-много раз. Возрастают риски сердечного удара, говорю как терапевт, - Джон не открывает глаз, его голос звучит все глуше, он проваливается в сон.
- Лучше бы объяснил мне, терапевт, как человек с такими маленькими руками как у тебя, может быть в постели таким огромным медведем? - Шерлок устраивается в объятьях Джона поудобнее. Про медведя - это была вовсе не жалоба.
Дыхание Уотсона выравнивается, замедляется, сердце под ладонью Шерлока бьется уверенно и сильно. Шерлок засыпает с мыслью о том, что больше никогда в жизни он не потеряет Джона.
Глава 13 - последняя - в комментариях.