Перевод: «Перезагрузка». Глава 28/28Название: Перезагрузка (Control, Alt, Delete)
Автор: MirithGriffin Ссылка на оригинал: Control, Alt, DeleteПереводчик: RimmaaraБета: maybe illusionРазрешение на перевод: получено
Категория: слэш
Жанр: романс, драма, ангст, юмор
Пейринг : Шерлок, Джон
Рейтинг: NC-17
Размер: макси
Состояние: завершен
Дисклеймер: ни на что не претендуем. И да будет все на совести автора
Размещение: только с разрешения
Саммари: Ты можешь удалить любую информацию, оставив только самое важное. Станешь ли ты это делать? Шерлок и Джон изучают эту проблему и друг друга. События происходят после первого сезона.
Предупреждения: ОМП, суицидальные намерения!
Комментарии автора: Обложка №1:
s1152.beta.photobucket.com/user/mirithgriffin/m...Края оформлены в виде лабиринта, относящегося 24 главе
Обложка №2:
archiveofourown.org/works/543449/chapters/96648...Теперь при наличии желания полный текст работы можно скачать
с АОЗ ссылка на главу 27Глава 28: Контроль
Джон недоверчив. Сам факт, что мужчина, повидавший всякое, начиная с перестрелок в Гильменде и заканчивая Майкрофтом, сражающимся за пиньяту на детском утреннике, все еще способен испытывать удивление, озадачивает, но именно об этой эмоции, точно семафор, сигнализируют его брови.
— Кто только устраивает в переулках одновременный минет? — требует он ответа, сразу вслед за своим соседом ворвавшись в гостиную 221Б. — Кто, кто конкретно?
Учитывая произошедшие за предыдущий час события, либо все эти вопросы исключительно риторические, либо Джон цитирует особенно памятный выпуск «Ньюс Квиз» с Радио 4.
— Навскидку? Явно не ты, — судя по тону, детектив вовсе не намерен злиться. Сняв пальто, он оценивающим взглядом окидывает партнера. Тот замер, прислонившись к оклеенной отвратительными обоями стене. Из Саут-Банка пришлось удирать, и теперь Джон пытается выровнять сбившееся дыхание. Судя по тому, как он держится, единственное, что не дает ему с жаром разразиться крупномасштабной отповедью — это (тяжелое дыхание) усталость и (напряжение челюстных мышц) глубоко запрятанная склонность находить происходящее забавным.
Детектив ничком плюхается на диван. Он чувствует, как дурное настроение, пусть сейчас и не испытываемое, выбрасывает новые побеги. Теперь создаваемый ими узор не просто излишне сложен, а вычурен до глупости.
— Нет, Шерлок, серьезно, — продолжает Джон, едва снова обретает способность говорить. — Я сказал: вертикальный секс. Я сказал: один будет нас прикрывать. Я сказал: это ты, потому что у тебя гигантское пальто. А не мы оба одновременно лапаем друг друга, да еще и растянувшись на дороге, по которой проезжают сотни тысяч машин в день, и в частности, нет никаких сомнений, что одна из них будет полна полицейских, знающих нас в лицо, — Джон стонет. — Правда, после сегодняшнего «в лицо» перестает адекватно отражать ситуацию.
— Скука, — бормочет Шерлок. При обычном раскладе он бы язвительно приподнял бровь, но сейчас у него просто нет сил. День вышел кошмарным. Джон злится на него, в носу щекотно от пуха, он захлебывается в неудаленных данных, и, кроме того, сложновато объясняться, если рот забит подушкой.
— Нет, Шерлок. Не скука. Сумасшедший дом. Боже. Не удивительно, что Грег додумался до альтернативного использования туалетного ершика.
Шерлок резко переворачивается на бок. Чтобы целиком уместиться на диване, его длинному туловищу приходится изогнуться в форме испанского диакритика.
— О, ну да. Теперь эксгибиционизм нас смущает, — он раздраженно фыркает, его челка подрагивает, подхваченная потоком воздуха, пока тот не иссякает. — Череп постоянно на нас смотрит.
— Череп не живой, Шерлок, — возражает Джон таким тоном, будто рассказывает кому-то о Зубной фее. — Ты ведь в курсе, что череп не живой?
Шерлок закатывает глаза.
— И кто теперь смешон.
Возможно, вопрос адресован черепу, но может быть и нет.
Джон внимательно изучает лицо соседа. Что бы он там ни увидел, оно побуждает его устроиться в пространстве между грудью и коленями Шерлока. Предательский завиток волос предпринял попытку добраться до светлого глаза, и короткие пальцы отводят его, устраняя угрозу. Единственное, чему в присутствии Джона позволяется посягать на Шерлока — это сам Джон.
— Хорошо, в чем дело? — спрашивает военный врач. — Ты выглядишь потерянным.
Шерлок хмыкает.
— Не хмыкай мне тут. Я тебя знаю. Все шло хорошо, а теперь ты совершенно растерян. Слишком много…?
Джон взмахивает перед лицом рукой, обозначая содержимое Чертогов разума Шерлока.
— Информации, — недовольно подсказывает Шерлок потерявшееся слово. Произносит его так, как кто-нибудь другой сказал бы «клопы». — Нет, даже не ее. Банального сенсорного раздражения. В бесконечном потоке идиотизмов ничего информативно ценного и близко не лежало. Это не направленный сигнал, просто шум. Он звучит постоянно, образует целый мир, и я ничего из этого не удалял уже на протяжении десяти дней, четырнадцати часов и… — он ненадолго замолкает, проверяя часы, — тридцати двух минут.
Джон прижимается к животу Шерлока.
— Продолжай, — просит он.
Несмотря на все возрастающую досаду, детектив отмечает вызванную Джоном давящую тяжесть на мышцы пресса как приятную.
— В нем нет никакой упорядоченности, — произносит Шерлок. — Он захлестывает, а я не в состоянии управлять нахлынувшей волной. Иногда мне удается справиться, но в то же время…
— Ты чувствуешь себя так, будто у тебя поехала крыша, — заканчивает за него Джон.
Шерлок решительно кивает. Время от времени у него возникает чувство, будто его разум кусочек за кусочком подменяется маленькими, льстивыми чужыми умишками. «Каким образом это может быть убийца?» — хнычет внутри его головы Андерсон. Честное слово.
Джон целует Шерлока в макушку, а затем ласково проводит рукой по тому месту, где волос Шерлока касались его губы, втирая поцелуй в кожу.
— Добро пожаловать в реальную жизнь, любимый. Люди постоянно подвергаются воздействию извне, и большинство из нас не способно управлять им. Ни капли. Нам определенно не дано забывать так, как это делаешь ты. Ты когда-нибудь слышал: «Не думай о белом медведе»?
Шерлок с силой зажмуривается, пытаясь выяснить, являются ли веки эффективной защитой от бесполезных четвероногих. Оказывается, нет.
— Медведе? Если оставить в стороне тот случай, когда они бродят кругами по саду, какой здесь может быть смысл? Надеюсь, ты не ждешь от меня познаний в такой далекой от убийств сфере, как медведи.
— Я не говорю о медведях как орудии убийства, болван. Речь идет о медведях как мысленном эксперименте. Большинство людей, если им велеть не думать о белых медведях, только это и делают. Медведи застревают у нас в голове тут же, стоит только услышать эту фразу, и дальше все растет точно снежный ком. Под конец мы оказываемся немного одержимы этими животными, и все просто потому, что пытаемся о них не думать.
— Ужасно.
— Мы справляемся.
Шерлок надавливает большими пальцами на внутренние уголки глаз, но цвета, узоры и бурлящая скука, составляющие суть всего, что не является Джоном или преступлением, никуда не исчезают.
— Данные, — произносит он. — Бесконечная лавина данных. Что, ради всего святого, вы с нею делаете?
— Боремся с ней. Принимаем. Иногда, — признается Джон, — не замечаем ее. Или забываем — не намеренно, а всего лишь… естественно, хотя всегда есть такое, что мы хотели бы вычеркнуть из памяти.
Нагнувшись, он утыкается носом в шею соседа.
— Например, я мог бы забыть, на каком из твоих пальцев на ноге есть та прекрасная метка.
Шерлок нахмуривается.
— Это родинка, Джон. То, что она не злокачественная, еще не делает ее эстетичной.
— Она вообще-то эстетична, дуралей. И это самый эстетичный палец во всем Вест-Энде. Спроси любого. Мэрилин Монро среди пальцев.
— Джон. Что ты делаешь? Отпусти мою ногу.
Протесты Шерлока не приносят совершенно никаких результатов. Как бы то ни было, его сосед, в мгновение ока стянув с него левый ботинок, принимается увлеченно щекотать стопу сквозь носок.
Шерлок брыкается, чуть не оставив Джона без зубов.
— Скажи мне, какой из них? — требует Джон, ухватив второй по величине палец и принимаясь раскачивать его взад-вперед. — Этот?
— Аргх! Да! Отпусти!
Джон сменяет гнев на милость, и постепенно мышцы детектива расслабляются. Странно, но сейчас он чувствует себя гораздо свободнее, чем до нападения.
— И люди еще считают, что у меня не все дома, — жалуется Шерлок, — Поразительно.
Джон до крайности занят стягиванием другого туго зашнурованного ботинка.
— Ну да. Ты часто говорил, что люди не особо наблюдательны.
— Так и есть, — Шерлок упирается в подлокотник разутой ногой. — Не удивительно, что они не испытывают потребности в технике управления воспоминаниями. В голове у среднестатистического человека стоит до того густой туман, что туда не способна попасть практически никакая информация. А раз так, то, боже мой, что этим идиотам может понадобиться удалять? Другое дело я. Я вижу все, Джон. Все вокруг. Ты даже примерно не представляешь, каково это.
— Я с этим живу, — возражает Джон. — И некоторое представление имею.
— Не думаю. Поток воздействующих на меня данных — он непрерывен. Любой человек каждую минуту может изречь монументальную глупость, и если я от нее немедленно не избавлюсь, она начинает вертеться по кругу внутри черепа, точно шарикоподшипник в автомате для игры в пинбол. Не имея возможности удалять подобные вещи, я не в состоянии руководить собственной головой. Я даже не уверен, что продержусь до конца месяца. Я хочу вернуть возможность управлять ею.
Джон внимательно осматривает Шерлока.
— Снимай носки, — велит он.
Шерлок подчиняется. И только когда те оказываются свалены в кучу на кофейном столике, ему приходит в голову задать вопрос:
— Что это было?
— Это ты перестал командовать, — отвечает солдат. — Хорошо, значит, ты обескуражен. Когда ты соскочил с кокаина, ты чувствовал то же самое?
— Джон, — пытается протестовать детектив.
Военного врача это не останавливает.
— Я не спрашивал, кто твой командир, я спросил, чувствовал ли ты то же самое, когда соскочил с кокаина.
— Да.
— Так, ладно. Ты не сходишь с ума; ты его обретаешь. Позволь напомнить, у тебя остается возможность удалять воспоминания. Ты просто решил ею не пользоваться. Это эксперимент, и ты сам предложил его провести, так что в твоей воле сдаться и прекратить его.
Шерлок вздыхает.
— Едва ли я считаю…
— Знаю, любимый, но я не сомневаюсь. Ладно, прямо сейчас оно выглядит не особо, но уверяю тебя, все хорошо. То, через что ты сейчас проходишь — не отмирание тканей, а болезнь роста. Ты заслуживаешь большего, Шерлок. Ты имеешь право быть полноценной личностью, но ты никогда ею не станешь, если и дальше продолжишь вытеснять всякий опыт, который тебе не по душе. Да, будет больно. Это все равно, что тренировать слабые мышцы. Ты прилагаешь усилия там, где не привык к этому.
— Я склонен полагать, что это был ты, — Шерлок позволяет себе иронично скривить губы, дважды дернув ими, но так и не доведя дело до улыбки.
— Ха-ха. Хороший намек, но нет. Я ничего не желаю слышать насчет «внутрь», «ты» или «конец». Ты не заставишь меня сменить тему разговора. Ты не можешь вернуть контроль. У тебя его никогда не было. Только его иллюзия — поскольку ты удаляешь все, что этой иллюзии не соответствует. Тебя просто никто и никогда не учил мириться с зависимостью от окружающего мира.
Теперь усталость, которую испытывает Шерлок, уже не настолько велика, чтобы не изогнуть бровь.
— Это одна из твоих шаблонных фраз, чтобы приступить к флирту, мистер… ох, прошу прощения, доктор Три Континента? Потому что она нуждается в доработке.
Джон пожимает плечами.
— Я называю происходящее так, как я его вижу. Умение справляться с недостатком контроля можно приобрести. Как ты думаешь, восемнадцатилетние парни из Суррея попадают в Афганистан с уже врожденной способностью продолжать действовать, когда над головой свистят пули? Конечно же, нет. Они учатся с ними справляться. Те, кому повезет.
Интересно. Джон интересен. Куда сильнее, чем медведи, родственники и даже преступления, а еще он умеет делать так, что у Шерлока пересыхает в горле.
— И ты собираешься дать мне инструкцию? — спрашивает Шерлок.
— Больше я никого тут не вижу, а ты?
— Нет.
Кто еще тут вообще мог бы оказаться? Джон — единственный человек, по-прежнему остающийся рядом.
Встав, Джон резко понимает руку и указывает на коридор.
— Наверх. В верхнюю спальню. Живо.
Иногда, когда Джон обращается к нему, в ушах у Шерлока начинает еле слышно звенеть, словно после взрыва. В таком состоянии отказать Джону становится невероятно сложно. Шерлок идет к лестнице.
_________________________________________________
Шерлок заходит в комнату, которую прежде занимал Джон, на пятнадцать минут раньше соседа. Тот, оказавшись внутри, закрывает за собой дверь. Прозвучавший щелчок не должен был возбуждать, но он возбуждает так, что волосы у Шерлока на спине ниже поясницы встают дыбом. А еще он замечает, что за минувшую четверть часа запах Джона изменился.
Чай, констатирует Шерлок. Властный засранец потратил время на то, чтобы заварить чашку чая и выпить ее. Он чувствует аромат напитка. Наверно, он мог бы даже ощутить его вкус, но Джон ему свои губы не предлагает.
— Садись, — приказывает Джон тоном, указывающим на то, что ему не в новинку отдавать команды. Когда Шерлок не подчиняется, его сосед надвигается на него, вынуждая отступать спиной вперед к кровати. Скорее от удивления, чем от чего-то еще, Шерлок плюхается на свою шикарную задницу.
Вот это нечто новенькое. Шестьдесят четыре процента его предыдущих приказов состояли из нелогичных указаний по социальным ситуациям. «Улыбнись Грегу за то, что он подарил тебе кошмарный рождественский свитер, Шерлок» — «Не улыбайся мужчине с пропитанной хлороформом тряпкой, Шерлок».
Ничто в его предыдущем опыте не готовило Шерлока к уровню командования, при котором они оба находятся в кровати. Хотя, конечно, Джон не в кровати. Он обеими ногами уверенно стоит на полу.
— Похоже, ты склонен к тому, чтобы по каким-то причинам удерживать меня в плену, — отмечает детектив. — Нельзя ли мне сперва получить кое-что, раз уж я твой узник? Стоп-слово? Звонок адвокату? Сигарету?
— Стоп-слово, — задумчиво повторяет Джон. Он собственнически проводит большим пальцем по нижней губе партнера, оттягивает ее книзу, обнажая десну и зубы. Шерлок находит такое поведение пугающе интимным. — Так вот что тебя сейчас волнует. Возможность остановиться, пока еще безопасно.
Уже почти вечер, к окнам льнет тьма. Шерлок видит, как она заполняет собой ямочку на подбородке Джона. Он качает головой.
— Нет.
Джон молчит. Протолкнув ногу между ног Шерлока, он раздвигает их в стороны и придвигается ближе. Пульс Шерлока слегка учащается, когда Джон трется о внутреннюю поверхность его бедер. Он хочет податься навстречу, но солдат сжимает ладонью его горло и запрокидывает ему голову до тех пор, пока их глаза не встречаются. Подняв взгляд на Джона, Шерлок задумывается, испытывает ли его сосед обычно то, что сейчас чувствует он сам — уязвимость, доступность, полную открытость для тщательного изучения.
— Есть два способа сделать это, — произносит Джон. Его глаза неизменно темно-синие, цвет всегда один и тот же, простой, оттенки никогда не меняются, как это бывает у Шерлока. — Сложный и легкий. Сложный включает оборудование. Стек. Наручники. Веревку. Просто потрясающе, что они у нас завалялись.
Шерлоку удается выдавить слабую улыбку.
— С этими предметами я знаком близко, капитан.
— И вот поэтому ты ни один из них не получишь.
Джон дает Шерлоку время переварить услышанное, а затем мягко продолжает, наклонившись к самому уху. Его тон — не нежный зов любовника, а вкрадчивый шепот агента Ми-6, уничтожающего способность к обороне носителя информации.
— Ты не получишь ничего, — шепчет Джон, — кроме меня.
У Шерлока такое чувство, что температура воздуха в комнате разом подскочила на пять градусов, иначе почему у него так горит все тело? Он слабо сглатывает под надежно удерживающей его ладонью соседа.
— Это не…
— Похоже на меня? — Джон издает низкий смешок, что тоже не особо успокаивает. — Ты в курсе, что Гарри пьянчужка, и считаешь, что знаешь обо мне все. Как долго ты со мной знаком?
Не долго, думает Шерлок. Не достаточно долго.
Хватка Джона на его горле ослабевает.
— Заруби-ка себе на носу. Кое-чего обо мне даже ты не знаешь. Эти стороны не будут вечно торчать перед тобой на самом виду. Только если я не решу, что ты в них нуждаешься.
Он убивал людей, проносится у Шерлока в голове. Он убивал людей, чтобы выжить, а сейчас его большой палец лежит точно на моей сонной артерии.
Он задумывается о том, чтоб попросить Джона остановиться.
Просить Джона остановиться было бы скучно.
— Хорошо, — говорит он.
— Хорошо что?
Опираясь на локти, Шерлок откидывается на постель, чуть приподнимается.
— Ты ведешь.
_____________________________________________________
Шерлок знает, что у него очень яркая внешность. Он прекрасно представляет, как свободно ложатся тени в ложбинках на его лице — во впадинах под скулами, в углублении между идущими от носа к губам складками, в ямочке между ключицами. Особенно заметно это должно быть сейчас, когда с одной стороны его заливает абрикосовый свет, исходящий от стоящей на прикроватной тумбочке лампы, а с другой клубится дымчатый полумрак. Его повидавшему войну другу должно бы прийти в голову подходящее сравнение с лунным затмением над Гиндукушем, полным одинокого сияния и чуждой, ни на что не похожей красоты.
Если Джону и не все равно, до чего хорош Шерлок, то он ничем не показывает этого.
— Заткнуть тебе рот было бы очень просто, — замечает он. Выразительно смотрит на лежащую на его прикроватной тумбочке вчерашнюю футболку, а затем вновь переводит взгляд на Шерлока. — Тебе бы это пришлось по душе. Она пахнет мной. Я мог бы запихать ее тебе в рот, и ты почувствовал бы ее вкус.
На мгновение между губ Шерлока показывается язык, украдкой скользит по уголку, где они сходятся, но стоит Шерлоку это осознать, как он немедленно его убирает. Он чувствует, как все сильнее бьется его пульс, несомненно, притягивая внимание к тонкой коже на длинной бледной шее.
— Но в чем же здесь тогда будет сложность? — спрашивает Джон. — Всякий станет вести себя тихо, если физически лишен возможности шуметь. Этой ночью я жду, что ты проявишь полную покорность, и, надеюсь, без всякого физического принуждения.
Шерлок изумленно распахивает глаза. Он определенно не давал Джону ни малейшего повода ожидать, что с радостью пойдет навстречу.
Джон вздергивает подбородок — его подбородок лучше моего; квадратный, сильный, не терпящий возражений — и отдает следующий приказ.
— Расстегивай рубашку.
Не удивительно, что его произвели в капитаны, думает Шерлок. Я бы произвел его в чертовы генералы. Неловкими пальцами он делает, как было сказано. Теперь его зрачки по размерам должны быть уже с маленькую луну каждый.
— Распахивай, — требует Джон, словно рубашка была конвертом, а Шерлок — лежащим в нем письмом.
Впившись взглядом в партнера, Шерлок отводит полы рубашки в стороны, оголяя себя под уверенным взглядом Джона.
Нравится ли Джону то, что он видит? задумывается он. На данном этапе для Джона очень нехарактерно не твердить без умолку о треугольных впадинках над ключицами Шерлока, выемке пупка, неглубоких, заполненных тенями полосах, тянущихся от восьмого до десятого ребра. Обычно ему нравится, как я выгляжу, но так ли это сейчас?
Отведя взгляд, Шерлок замечает разлившуюся по груди красноту. Он тянется снять рубашку полностью.
Раздавшийся голос Джона полон уверенной властности.
— Разве я сказал тебе, чтобы ты ее снимал?
Шерлок качает головой.
— Тогда и не надо. Ты будешь делать ровно то, что я тебе скажу, и ничего больше. Снимай ремень.
Шерлок слишком загипнотизирован, чтобы заметить, что его пальцы, когда он сам освобождает себя от указанного предмета гардероба, движутся с удивительной неуклюжестью от охватившего его желания. Он выведен из равновесия. Взгляд Джона перемещается с ремня на кровать и вновь возвращается к Шерлоку. Тот улавливает намек. Когда он опускает ремень на постель, его не покидает нелепое ощущение, что он играет в покер, и эта анте ему не по карману. А чуть позже он осознает, что это именно то самое место, на которое указал взглядом Джон.
— Расстегивай брюки.
Шерлок подчиняется. В этот раз вместо того, чтобы продолжить раздеваться, он опускает руки поверх тазовых костей и терпеливо ждет, в то время как его кисти трепещут, точно птенцы. Правую руку приходится придвинуть гораздо ближе к бедру, так, чтобы не коснуться сквозь ткань набухающего члена. Джон не давал ему разрешения касаться его.
— Загорелся, да? — спрашивает Джон. Голос его не звучит зло, но и добрым тоже не кажется. — Оближи большой палец на правой руке.
Шерлок облизывает. Едва он выполняет это, его голова откидывается обратно, а глаза принимаются за топографирование пространства от подчинения до неповиновения.
— Гордыня, — замечает Джон. — Ну-ка, посмотрим, сколько ее у тебя останется после того, как ты поиграешься для меня со своими сосками.
Шерлок пытается что-нибудь произнести, хоть что-то, но ничего не выходит. Под взглядом Джона он проводит смоченным большим пальцем по соску. Тот мгновенно застывает, маленький розовый кончик разом набухает и отвердевает для его любовника. Тогда Шерлок переходит ко второму. Он не сомневается, что выглядит сейчас развратно и похотливо, но Джон не придает никакого значения его внешнему виду, не давая Шерлоку даже такой власти.
— Расстегивай молнию, — приказывает он. — Я здесь не для того, чтобы вокруг твоих мозгов плясать.
Длинные бледные пальцы царапают молнию. Шерлоку хотелось бы заняться собой прямо так, не снимая брюк, но он не уверен в последствиях. И как только Джон довел его до такого состояния, что он не осмеливается к себе прикоснуться?
— Ты сегодня в трусах, — отмечает солдат, когда определенная часть тела Шерлока становится под его одеждой еще более заметной. — Смотрю, у тебя поднялось. В таком положении удобно не будет.
Шерлок закусывает губу. Джон откидывается на спинку стула и принимается изучать синяки под ногтями. Проходит минута, затем вторая. Джон, похоже, прекрасно владеет собой. Шерлок слышит чье-то прерывистое дыхание, а потом до него доходит, что оно принадлежит ему самому.
Взгляд Джона вновь возвращается к Шерлоку, который делает все, что в его силах, чтобы не начать извиваться на кровати. Врач оглядывает любовника с головы до кончиков пальцев на ногах, многозначительно задержавшись в районе живота.
— Застрял на полпути к штанине. Больно?
Неловко опустив замок до конца, Шерлок кивает.
— Тебе ведь трудно предлагать себя, да? Привыкай.
Шерлок вздрагивает. Что, если он собирается проделывать со мной такое регулярно?
— Ты слишком много думаешь. Штаны. Вниз.
С легким стоном Шерлок спускает пояс по бедрам, затем замирает в ожидании следующего указания.
— Разве я говорил остановиться. Сними их. Я хочу видеть тебя больше.
Шерлок стягивает брюки до конца, затем осторожно переступает через них, остерегаясь падения. Если Джон захочет увидеть его на коленях, он ему об этом скажет.
— Иди сюда.
Шерлок делает несколько нерешительных шагов к стулу Джона.
— Хорошенький, — тянет Джон. — Ты понимаешь, что ты просто вываливаешься из трусов?
Кивком он указывает на отвердевший член Шерлока, выглядывающий в прорезь на окружающей его одежде.
Шерлок не шевелится, но чувствует, как вспыхнули его щеки. Позывы плоти. Смущение. Все разом.
Джон окидывает Шерлока оценивающим взглядом прямо сквозь мягкую серую ткань его шортов. Когда он заговаривает, до Шерлока доносятся отзвуки его дыхания.
Прикоснись ко мне, Джон, я так нестерпимо тебя хочу, жажду тебя, проведи по мне языком, приникни губами, пожалуйста.
— Ты горбишься. Зачем ты наклоняешься? Ты хочешь с чем-то справиться? Встань прямо.
Шерлок низко стонет, а затем делает, как ему сказано. От движения вперед и назад отвердевший член полностью освобождается из своей матерчатой тюрьмы. Обнаженный, нуждающийся в ласке, он отчетливо блестит на самом своем кончике.
— Ну разве ты не милый, — замечает Джон. — Розовый с белым, словно именинный пирог. У меня с собой есть телефон. Мне бы следовало тебя сфотографировать. Или, может, мне стоит подождать, пока ты не будешь полностью готов для меня? Покажи-ка яички.
Шерлок высвобождает их.
— Бритые, — комментирует Джон, глядя на то место, где кожа его бойфренда нежная, точно лепестки цветов. — Ты ведь действительно скучаешь, да?
Вопрос явно не риторический. Шерлок кивает.
— Как-нибудь я заставлю тебя побриться для меня всюду. Сделать тебя гладким так проще, а мне нравится, когда ты гладкий. Оттяни крайнюю плоть. Я хочу видеть, как ты течешь, насколько ты готов для меня.
183 мужчины. Прежде вот этого у Шерлока было 183 мужчины, и ни один из них не сумел заставить его ощущать себя таким чувствительным, таким обнаженным, таким отчаявшимся и таким живым. Очень медленно он отводит кожу назад, обнажая отвердевшую головку.
К его невероятному потрясению, Джон достает из кармана джинсов мобильник и действительно делает фотографию, а затем убирает телефон обратно.
— Любопытно, — произносит Джон, — как твой член тянется к моим губам, когда мы вот так вот рядом. Было бы слишком просто, если бы ты просто протолкнулся ко мне в рот. Ты ведь думаешь об этом, о том, как я сделаю тебе минет? Ну так я тебя уверяю, что этого не будет.
Шерлок из уважения отводит взгляд влево, но его член нетерпеливо дергается.
— Ты, конечно, можешь смотреть в сторону, — продолжает Джон, — но тебе непросто будет убедить меня, что ты не думаешь о том, чтобы я тебе отсосал, когда весь так и трясешься. Насколько он вытягивается, когда ты настолько напряжен? Становится в три раза длиннее обычного размера? В четыре? Думаю, в четыре.
Джон намеренно вытягивает шею ближе к Шерлоку. Не имея возможности помочь себе самостоятельно, Шерлок движется навстречу его губам, и Джон мгновенно, так его и не коснувшись, скрещивает руки на груди и откидывается на спинку стула.
— Ай-яй-яй, — отчитывает он. — Ну и куда ты собрался? Разве я говорил тебе заниматься со мной минетом?
Шерлок с несчастным видом трясет головой.
Джон встает.
— Ложись на кровать, вытяни ноги и подумай, как нахально ты себя вел. Не смей прикасаться к себе. Я вернусь позже.
Шерлок изумленно наблюдает, как Джон направляется к двери.
— Ну и, Шерлок?
Шум в голове детектива окончательно стихает.
— Ты сумеешь справиться, — произносит Джон. А мгновение спустя Шерлок слышит, как его бойфренд открывает и захлопывает за собой входную дверь.
_____________________________________________________
Шерлок стонет от возбуждения. Прошло сорок минут. Его партнер до сих пор не вернулся, и он, лежа на спине в облаке испытываемого им желания и думая о своем любовнике, оказался вынужден постоянно бороться с видом своего ноющего, уткнувшегося в живот, напряженного члена.
Хочу, думает Шерлок. Только это совсем не мысль, а сообщение, зашифрованное в биении его сердца. Хочу Джона, хочу Джона, хочу Джона.
Не ласкать себя — это настоящая пытка. Ему до смерти хочется взять себя, облегчить себя, непрестанно думая о губах своего бойфренда, его языке, руках, сексе с ним. Но Джон узнает. Джон почувствует исходящий от него запах, аромат удовлетворения, а не острого желания, и без всякой примеси униженной мольбы «Я думал о тебе, об одном тебе» сумеет понять причину. Джон увидит, и Джон не притронется к нему, а его отчаявшееся сердце будет отбивать конструкцию «сказуемое-дополнение» впустую.
И поэтому Шерлок ждет, лежа в расстегнутой рубашке, с членом и яичками, бесстыдно открытыми взору человека, которого здесь нет.
______________________________________________________
Джон возвращается в 19:04. От него пахнет пивом и сигаретами, выкуренными другими мужчинами.
Он замирает в дверях, окидывая оценивающим взглядом приглашающе распростертое перед ним тело Шерлока.
— Что бы ты сказал, если бы я привел с собой кого-нибудь? Ты бы согласился на это?
Шерлок настораживается, но не спорит. Все, что угодно Джону.
Джон подходит к кровати.
— Надо же, тебе действительно присуща покорность. Ты делаешь успехи. В случае, если тебе интересно, я не собираюсь ни с кем тебя делить. Никто не станет к тебе прикасаться, кроме меня.
Жестом собственника он скользит рукой между бедер Шерлока, и детектив содрогается от острой потребности в чем-то большем. Тяга испытывать прикосновения практически сводит его с ума.
— Все еще хочешь этого, — отмечает Джон. — Знаешь ли, ты бы не оказался в таком положении, если бы попросил меня трахнуть тебя во время расследования. Тебе следовало упрашивать, Шерлок. Тебе следовало подползти ко мне на четвереньках и умолять, пока у тебя все еще был шанс.
Шерлок мысленно соглашается.
— Тебе по душе такая идея, ведь так? Мой член у тебя в заднице. Я вставляю тебе, использую тебя ради своего удовольствия. Вхожу в тебя. Это возбуждает тебя?
Шерлок кивает. Его нижняя губа слегка опухла. Он, не переставая, кусал ее на протяжении последнего получаса.
— Раздвинь ноги шире, — командует Джон. — Это самое меньшее, что ты можешь сделать, чтобы мне было приятно прийти домой.
Требуемое выполняется моментально. Джон забирается на кровать и встает на четвереньки между раскинутых ног Шерлока.
— Закрой глаза. Я прикоснусь к тебе. Угадай, где. Не говори мне, прав ты или нет. Я узнаю.
Как быстро понимает Шерлок, вопрос по большей части заключается не в том, где Джон собирается дотронуться до него, а в том, как и чем. Он чувствует, как собственнически касаются его горла губы, прямо там, где бьющийся под кожей пульс ближе всего подходит к поверхности. После этого он может сказать, что Джон откидывается на пятки, но вот к резкому царапающему касанию ногтя по своду стопы он оказывается не готов. Пока он приспосабливается к этому ощущению, по внутренней поверхности бедра с силой проводят языком. Чувство присутствия головы Джона между его ног одновременно очень интимно и недостаточно интимно, потому что к члену тот не проявляет никакого внимания. Дальше его тела внезапно мягко, легко, словно перышком, касаются волосы Джона. А когда в обусловленной опущенными веками темноте вокруг его соска сжимаются зубы, он едва удерживается от того, чтобы вскрикнуть.
— Когда чувственные импульсы возникают неожиданно, это вовсе не плохо, — замечает солдат. — Тебе просто нужно научиться принимать их.
Шерлок дрожит, силясь удержать себя, и Джон, приблизив губы к его уху, выдыхает:
— Ты можешь сделать это для меня, Шерлок? Можешь принять их?
Не открывая глаз, Шерлок лихорадочно кивает. ДаДжонДадлятебяДавсегдаДа.
Джон нависает над Шерлоком в позе, напоминающей ту, что нужна для полового акта, на который тот пытался его спровоцировать сегодня прямо на улице. Колени Джона упираются в кровать по обеим сторонам от плеч Шерлока, а его дыхание мягко касается члена.
— Большинство систем человеческого тела создано для взаимодействия, — произносит Джон. — Дыхательная система жаждет кислорода. Пищеварительная система жаждет еды. Ну а вот эта? — Джон слегка дует на головку. — Она жаждет меня. Не удивительно, что мне нравится. Я смотрю на тебя, и у тебя учащается пульс. Я целую тебя, и у тебя встает в трусах. Я ласкаю тебя, и твой член вытягивается больше чем на полфута. Ты не способен контролировать это и не способен это скрыть. Так твое тело просит позволения воссоединиться с моим.
Шерлок молча вздрагивает. Пожалуйста, Джон.
Джон пересаживается на кровать. Глаза Шерлока по-прежнему закрыты, но он слышит щелчок, с которым его любовник расстегивает ремень, а затем глухой удар от его падения на пол. Он слышит, как Джон извлекает свой член из джинсов. Шерлок знает о его пряном вкусе еще до того, как кончик члена упирается в его нежные губы.
— Целуй, — приказывает Джон.
Шерлок поджимает губы. Поцелуй выходит совершенно невинным. Если бы Джон имел в виду «Соси», он бы так и сказал.
— Все еще чувствуешь, что хочешь контролировать? — спрашивает Джон. — Ты не хочешь. Ты никогда не мог. А сейчас я планирую тебе вставить, так что переворачивайся-ка на живот.
Если бы Джон сказал Шерлоку «Я собираюсь тебе вставить» два часа назад, Шерлок немедленно потребовал бы, чтобы тот повторил фразу в обратном порядке. Теперь же он просто переворачивается, ничего не требуя, но предлагая все, что у него есть. Это блаженство.
_________________________________________________
Шерлок лежит в постели, вжавшись лицом в подушку. Весь его вес давит на плечи спереди и колени сзади. Джон снимает с него серые шорты и связывает руки за спиной той самой футболкой. Его пальцы действуют грубо и уверенно.
— Пользовался когда-нибудь распорками?
Шерлок трясет головой.
— На ноги надеваются манжеты; между ними помещается стержень. Удерживает ноги разведенными в стороны. Мило для новичков, но с тобой это будет излишним. Я уже знаю, что ты ляжешь под меня.
Шерлок наклоняет голову, поражаясь, как он полностью упустил такое. Его желание Джона непреодолимо — сильнее, чем потребность в никотине, сильнее, чем потребность в кокаине. Он задумывается, сумеет ли пережить это.
Раздается звук распылителя, когда Джон выдавливает из бутылочки гель, а затем его прохладный, скользкий от лубриканта указательный палец касается анального отверстия.
— Проси, — приказывает Джон.
Голос Шерлока звучит хрипло, так давно он им не пользовался.
— Пожалуйста, Джон. Я так долго ждал этого. Ты не представляешь, как я желаю этого. Ты мне нужен. Возьми меня.
Джон начинает растягивать его.
— Скажи мне, почему ты хочешь, чтобы я тебя трахнул, и, может быть, я это сделаю. Тебе нужно, чтобы я был в тебе, потому что ты хочешь кончить?
Несмотря на бесстыжесть выражения, Шерлок чувствует, сколько всего способно заставить его кончить — говорящий ему совершенно безумные вещи Джон, смотрящий на него Джон, находящийся в одной с ним комнате Джон, вдыхающий и выдыхающий Джон.
— Мне нужно, чтобы ты был во мне, потому что я хочу, чтобы ты кончил. Это то, чего я желаю; чтобы ты получил удовольствие, находясь во мне. Я постараюсь для тебя, Джон, обещаю. Войди в меня. Позволь мне позаботиться о тебе.
При желании Джон может быть совершенно бессовестным провокатором. Самым кончиком он проникает в Шерлока, и как только его партнер с благодарностью ловит ртом воздух, тут же убирает его. Оставив свой член лежать на пояснице Шерлока, он дает тому почувствовать его вес, а затем проводит им по расщелине между половинками задранной вверх задницы.
— Мне не нужно, чтобы ты обо мне заботился, — отрезает Джон, — и не нужно быть в тебе, чтобы кончить. Я мог бы сделать это и так. Мог бы просто сжать твой зад на своем члене и поводить им туда-сюда, а потом спустить прямо напротив твоей дырки. Ты не почувствовал бы ничего, кроме трения, но оно было бы не там, где тебе хочется. Если ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, тебе лучше привести доводы поубедительнее.
Шерлок изо всех сил пытается объяснить. Он слышит, как у него заплетается язык, когда он рассказывает о том, каково это, когда Джон овладевает им.
Сперма… она использовалась как… невидимые чернила… во времена Первой Мировой… у каждого мужчины ручка… когда ты во мне, ты точно… расписываешься внутри меня чернилами, которые никто не увидит… ты бездонен, Джон, совершенно бездонен… Во мне всю жизнь брешь… пролом… он был для тебя… метка… где-то для тебя, чтобы ты вошел, когда мы наконец-то встретились… ты засел во мне глубже, чем сумел пробраться кто-нибудь другой… пожалуйста, Джон… нуждаюсь в тебе… трахни меня… будь моим центром… будь моим средоточием
Этого достаточно.
— Я тоже тебя люблю, — произносит Джон, погружаясь глубоко в своего бойфренда. — Не дергайся.
_____________________________________________________
Хотя Джону приходит в голову, что, возможно, Шерлоку хотелось бы, чтобы он придумал какое-нибудь новое определение, факт остается фактом: трахающийся Шерлок великолепен.
Джон проталкивается в жаждущее, чувственное тело соседа. Нервной системе миссис Хадсон крупно повезло, что они устроились в спальне на третьем этаже, потому что Шерлок орет, словно умирающий от недотраха кот. Похоже, он до чертиков хочет этого, и Джон идет ему навстречу, ввинчиваясь внутрь с полной самоотдачей. С каждым толчком Джона Шерлок ритмично подается назад. Он настолько потерял связь с реальностью, что умоляет о том, что уже имеет, вроде погрузившегося в него влюбленного соседа.
— Джон, трахни меня, пожалуйста, возьми меня, воспользуйся мной, трахни.
— Я уже тебя трахаю, — возражает Джон. — Держись.
Джон знает, что Шерлок считает свою пятую точку чем-то вроде насмешки вселенского масштаба. В этом весь он, мозг размером с планету и задница ему под стать. Учитывая давление тестостерона, объем потребляемых калорий и саксонское наследие, нет ни малейшей причины, чтобы она была до такой степени роскошной и соблазнительной. Бывает даже, что Шерлок, кажется, стесняется ее. Вот почему Джон внезапно обнаруживает, что твердит «Боже, твоя задница прекрасна», пока толкается в нее снова и снова.
А теперь Шерлок извивается под ним, что-то лопочет, умоляет наделить его чувствами, что в принципе бессмысленно, потому что Шерлок — самый живой человек из всех, каких он когда-либо встречал на своем жизненном пути, но Джон все равно произносит:
— Хорошо, я все сделаю, вот, держи.
__________________________________________________
Обычно они делают это не так. Обычно Шерлок безо всяких помех видит лицо Джона.
Любопытное явление: когда одно чувство ограничено, на передний план, чтобы компенсировать утраченное, выходят другие. Лежа лицом вниз, Шерлок не видит Джона, но, безусловно, чувствует его. Вот на что это похоже, когда вторая половинка твоей души трахает тебя всеми мыслимыми и немыслимыми способами.
Словно тебя ласкают и исследуют всеми возможными путями, и некоторые из них восходят к Библии.
Словно становишься переменной в дифференциальном уравнении, которому наконец-то нашли решение.
Словно между их телами возникло трение, из-за которого некоторые электроны Джона улавливаются протонами Шерлока, и наоборот.
Словно сердце Шерлока пытается через горло выскочить из тела, так что Джону придется ловить его и заталкивать обратно, приникнув губами к губам, как поступили с яичным желтком в том японском фильме, который Джон заставил его посмотреть.
Словно они два невероятно захватывающих кусочка одной головоломки.
Словно все отсеченные от Шерлока части служили только для того, чтобы сделать его еще более совпадающим с характером Джона, телом Джона, безграничной способностью Джона к преданности.
Словно это искупление.
Словно его голова отделилась от тела, а из кончиков пальцев извергается что-то со скоростью, примерно равной тремстам тысячам километров в секунду.
Слвно Джон — водный поток, а он — заключающие его трубы.
Словно Джон только что укусил его за шею.
А теперь пальцы Джона обхватывают член возлюбленного, и он тихо шепчет: «Чувствуешь, это не чересчур, я же сказал, что ты справишься», но это уже зависит от того, что именно подразумевать под «справишься», потому что, насколько Шерлок может судить, справляются как раз с ним. Под сиянием любви Джона его нервные окончания превращаются в медную проволоку, и у него не остается иного выбора, кроме как впустить этот электрический ток в себя и дать ему отыскать кратчайший путь к земле: сквозь пальцы на руках, пальцы на ногах, язык и ГосподиДапожалуйстаДа ноющие яички и ставший до крайности чувствительным член. Удовольствие оборачивается мучением.
— Я люблю тебя, — практически внятно выдыхает Шерлок.
— Ты хоть понимаешь, что ты для меня? — отзывается его партнер. — Весь мир, Шерлок. Весь гребаный мир.
Английский язык больше не работает рядом с ними, от него Шерлоку не остается ничего, кроме имени его возлюбленного, его любовника, его любви. Чувства поглощают их, связывая воедино, и Шерлок кричит, отдавая себе отчет лишь в бьющейся в нем пульсации Джона, который записывает свое имя так глубоко внутри него, что стереть его уже не сможет ничто и никогда.
_______________________________________________________
— Как ты узнал, что мне это нравится?
— Нравится что, прекрасный затраханый ангел? Кончать?
— Это, — повторяет Шерлок, бросая через плечо взгляд туда, где находятся его по-прежнему связанные руки.
— Ты бы не отказался, ни за что, — отвечает Джон. Выйдя из Шерлока, он развязывает его и осторожно укладывает на бок.
— Это так очевидно?
— Естественно, это очевидно. Рубашки.
Шерлок нахмуривается.
— Какие рубашки?
— Твои рубашки, — уточняет Джон. — Когда я впервые увидел тебя, ты разгуливал в такой, туго обтягивавшей соски. Я решил, что, наверно, она села во время стирки, но такая рубашка у тебя не одна, ты только в них и ходишь. Но никто не станет носить настолько тесную одежду, если не балдеет от этого.
— Серьезно.
Погасив свет, Джон ложится позади Шерлока и натягивает на них обоих одеяло, а затем обнимает и притягивает любовника к себе, сдвигая назад, прочь из влажного пятна. Шерлок довольно вздыхает и расслабленно, точно лишившись всех костей, растягивается рядом.
— Да, серьезно. Бог свидетель, до чего непрактично при твоей работе носить ограничивающие движения вещи. Но тебе нравится. Чувство скованности, давление, ощущение, будто угодил в ловушку. А еще тебе нравится демонстрировать свое тело, и в этом узкие рубашки тоже очень полезны. Странно, что ты не носишься вокруг, упакованный в ПВХ.
— Невозможно отыскать никого на Сэвил-Роу*, кто взялся бы работать с ПВХ.
Они лежат в темноте, плотно прижавшись друг к другу.
— Это было... хорошо, — признает Джон. Такая манера говорить является основой его передразниваний соседа.
— Было потрясающе, — отзывается Шерлок.
— Ты не станешь удалять, — робко произносит Джон. — Самое меньшее, что я могу — дать тебе то, что ты потом вспомнишь.
Я могу состариться рядом с тобой, думает Шерлок, хотя он не совсем уверен, являются ли эти слова частью его собственного внутреннего монолога или он просто вычислил речь Джона. Я могу отдать себя тебе, душу и тело, все без остатка. Я могу прожить с тобой всю свою оставшуюся жизнь и ни разу не пожелать забыть хоть одну минуту из нее.
Шерлок бросает взгляд через плечо, хотя все равно вокруг слишком темно, чтобы разглядеть выражение лица его партнера.
— Ты что-то сказал?
Шерлок собирается ответить «нет», но то, что срывается с его губ, звучит как «не совсем».
Он подозревает, что Джону уже известны его чувства — даже без облачка с набранным гротескным шрифтом пояснением.
— М-м-г-м-м, — тянет Джон, как будто полностью согласен со всем, что бы ни сказал его сосед, и проводит языком вверх по шее Шерлока, успокаивая раздражение там, где укусил его. — Добрых снов, милый.
И, несмотря на свою обычную бессонницу, Шерлок уверен, что так и будет.
______________________________________________________________
Арт к главе: quend.tumblr.com/post/23904467248/made-for-the-...
От переводчика.
*Сэвил-Роу — улица в центре Лондона, которая известна тем, что ее наполняют ателье, производящие высокакачественную одежду ручной работы.
Вот все и закончилось. Оглядываюсь назад, и даже как-то не верится, что проделана такая работа. И, странное чувство, почему-то хочется вернуться в начало, к первой главе, первым строкам. Радостно и горько, светло и грустно. Впрочем, будь я одна, ничего бы не вышло, а потому – благодарности.
Огромное спасибо автору фика – MirithGriffin – за такую прекрасную историю, за то, что она нашла силы ее написать и разрешила сделать перевод.
Безграничное спасибо моей самой любимой бете – maybe illusion. Без тебя все было бы не так, а, возможно, и вовсе ничего не вышло. Вечера и ночи, проведенные за вычиткой глав и ехидными комментариями, останутся для меня одними из лучших в жизни, а сама дружба и общение с тобой дало очень много.
Любимым читателям – назкий поклон, за то, что были все время рядом, оставляли комментарии, где-то переживали и волновались вместе с героями, где-то с ними не соглашались. Это бесценно.
Всем, кто помогал и поддерживал, подсказывал и вовремя отвешивал пинок в нужном направлении, когда сил не оставалось и хотелось бросить все – спасибо, спасибо и еще раз спасибо!
И, хотя, этот фик завершен, все еще только начинается. До новых встреч 